Не скучайте, ваше величество! (СИ) - Лебедева Ива
Раймон почти добрался до убежища, осталось только свернуть за угол и нырнуть в потайной ход. Собственные прежние покои нынче стали небезопасны: там его в любой момент могли достать нравоучениями, вопросами и просьбами, поэтому герцог Браганта обосновался в одной из старых башен, куда можно было попасть только через замаскированную гобеленом дверцу в конце коридора.
Он почти дошел. И расслабился. Как выяснилось, рано.
Потому что влетевшая в него на всех парах девица явно выскочила из нужной двери, красноречиво показывая, что убежище рассекречено. Мало того, ненормальная так боднула головой в солнечное сплетение, что у Раймона на секунду перехватило дыхание.
Этого оказалось достаточно, чтобы бешеная девка, пискнув: «Простите, ваша светлость», с прежней скоростью унеслась вдаль.
А Раймон остался стоять посреди коридора словно громом пораженный. Лица бодучей нарушительницы спокойствия он рассмотреть не успел, заметил только белобрысую макушку и цвета собственного герцогства. Но главное было не это.
Главное…
Врезавшаяся в него девчонка, прежде чем извиниться, очень явственно рявкнула болезненно знакомое, хотя и совершенно непонятное: «Yadrena kocheryzhka!»
Именно так шепотом ругался… ругалась Юль в тот день, когда Раймон впервые потребовал надеть на нее платье, готовясь к спектаклю с поддельной принцессой.
Глава 71
— Посидишь с нами? Капитан сказал, что мы будем в порту уже завтра! — Кори запрокинул голову и улыбнулся мне, приглашающе похлопав по теплому дереву палубы. Они с Наталем сидели на корме, свесив ноги с борта между резными перекладинами «перил» (как-то правильно они по-морскому называются, но я никогда не старалась запомнить). — А то один солнечный близнец тут без зазрения совести узурпировал нашего сюзерена и не отпускает тебя все плавание дальше чем на два шага! Куда он сейчас, кстати, делся? Сидит в засаде за бухтой каната?
Я засмеялась.
— Нет, его поймал Силье и утащил в каюту капитана решать какие-то вопросы будущего сотрудничества. А я сбежала.
— Правильно сделала, — радостно кивнул Наталь и улыбнулся. Ох, вот где выросла девичья погибель! Не зря Майю утром, когда огляделась, променяла хмурого и вечно всем недовольного Силье на это тихое солнышко. А вот Сиона осталась верна первому впечатлению и ходила за вторым солнцем хвостиком все плавание, вообще никак не реагируя ни на зверские рожи, ни на бурчание. Сказано замуж — значит, замуж. Она и так с большим скрипом согласилась, что свадьба не завтра и даже не через неделю, а «когда подрастешь».
Силье ворчал, бухтел, страдал и утешался только моими обещаниями, что, когда путешествие закончится и у мелкой появится возможность вдоволь гулять, получать новые впечатления и общаться с ровесниками, она про него забудет.
Янь целыми днями пропадал в матросском кубрике или карабкался по корабельным снастям, как мартышка. Я сначала беспокоилась, но потом пригляделась — нет, пацан не баловался. За ним все время приглядывал кто-то из команды, и не совсем чтобы по доброте душевной — будущий капитан дальнего плавания (кто бы сомневался, мечты же на лице написаны) добросовестно исполнял обязанности юнги и учился всему, чему его учили, с таким рвением, что его даже боцман почти не ругал.
Крон, как обычно, был занят делами хозяйственными — он быстро нашел общий язык с тем из команды, кого в моем мире назвали бы суперкарго, и они целыми днями пропадали в трюме. Отвлекался брат только на детей, ну и следил, чтобы мы с Лиу не только любили друг друга, но еще и питались нормально, вовремя и без халтуры.
Короче говоря, плавание прошло под знаком «как же мне хорошо».
И сейчас я сидела, свесив ноги с борта, смотрела, как пенится вода за кормой, и просто впитывала радость. А когда достаточно впитала (хотя радости не может быть достаточно, а тем более много), решила начать тот разговор, что видела все время в глазах мальчишек, чувствовала его. Я его и сама хотела, но все никак не могла решиться. А парни… им и выговориться нужно было, и в то же время они все медлили, тянули, оберегая наше всеобщее счастье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Ему бы понравилось плавание, — сказал вдруг Кори, словно услышал мои мысли.
— Да, — кивнул сидевший с другой стороны от меня Наталь и опустил голову, разглядывая веселую пену, скакавшую по гребешкам волн.
Я медленно сглотнула ком, вставший в горле. Прикрыла глаза и стала вспоминать, нарочно восстанавливая в голове все подробности, картинки, звуки, запахи и чувства.
Кори, Бори и Наталь — их имена тогда вообще не звучали по отдельности, а только вот так, тройной скороговоркой. Потому что отлепить друг от друга этих поросят никто уже и не пытался, им даже на кухне давали задания и подзатыльники так, чтобы вместе в одном углу.
А теперь их осталось двое. И это до сих пор ощущается болезненно неправильным.
— Расскажите мне… — я обняла обоих парней за плечи, привлекая к себе, — расскажите про него. Мне тоже его не хватает, я все время ищу глазами и…
Следующий час прошел как одна минута. Я и смеялась, когда мальчишки рассказывали про свои приключения и проказы в северной крепости, и, не скрываясь, плакала вместе с ними, когда слушала про зажженное в небе солнце спасения. А еще не сразу заметила, как к нам сначала подсел Пух, потом пришел Гусь, привел Цанти, а потом и оба солнца подтянулись. И у всех нашлось что рассказать. Не только о Бори, но и о старом замковом поваре, оставшемся в памяти людей самым грозным воином севера.
— Он из нас всех был самый мощный щитовик, — почти шепотом рассказывал Наталь о своем друге, пристроив голову у меня на плече. — С атакующими заклинаниями не клеилось, но щит его даже учитель пробить не мог, даже мы все, когда объединялись и шарашили, он все равно держал. И тогда, с дядькой Жуем… они остались вдвоем, держать тропу. Бори со щитом и дядька с топором. Здоровенный такой топор у него был, он им…
— Когда мы спустились с Солнечного пика, там, на том месте… был обрыв и каменный завал… и очень много крови вокруг. — Кори подтянул колени к груди и уткнулся в них лицом.
Я даже не вытирала слез. Мне правда надо было это все услышать, а им необходимо, больно и остро надо было рассказать. Чтобы отпустить…
Потом мы молчали. Просто сидели рядом, как замерзшие птицы на одной жердочке, и жались друг к другу, как от настоящего холода, хотя на самом деле солнце палило вовсю и влажный ветер был теплым.
А потом на яркое, почти тропическое, светило в зените набежала кружевная туча, и я вытерла слезы.
— Смерти нет. Я точно знаю, я умирала уже дважды. — Легкий поцелуй в висок, одного, второго. Потом и к остальным потянулась, а свое первое солнце так и вовсе в губы поцеловала.
Я не знаю как, почему, когда, но все эти мальчишки и правда стали мне родными, как братья наверное. Даже Лиу не ревновал.
И слова сказались легко, уверенно, как сами собой:
— Мы будем скучать, потому что нам их очень не хватает. А они… пошли дальше. И мы их догоним рано или поздно. Потому что иначе просто не может быть. А пока будем помнить. И ждать.
Кружевная туча выпустила солнце из-под резного подола, и оно снова засияло изумрудными бликами на кончиках волн. Мы сидели всей старой кухонной компанией на корме и смотрели, как пенные барашки убегают за горизонт. И боль убегала вместе с ними, оставляя вместо себя печаль и надежду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Вижу землю! — раздался вдруг откуда-то из поднебесья звонкий мальчишеский голос. — Вижу берег!
— Ну вот и приплыли. — Мы вскочили и бросились на нос корабля, куда уже стекался весь свободный народ. Меня на бегу поймали в теплые объятия и украдкой снова поцеловали, я только пискнула по-девчоночьи. Но даже не пыталась протестовать, когда встречать новую землю меня понесли на руках.
Эпилог