Суженая мрака (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна

После такого оскорбления даже Древний очнулся, возмутился и выглянул из моих глаз яркой золотой вспышкой. Да только Келео ответил ему не менее яркой вспышкой самого глубинного Мрака.

— А где та Тьма, что вечность ждет своих суженых, а они от нее отрекаются? — рыкнула я о первом, что пришло в голову.

Причем получила одобрение Древнего, если судить по его эмоциям. Дальше золото света Древнего и чернота мрака Тьмы с минуту пялились друг на друга непримиримыми врагами, отчаявшимися одиночествами, изголодавшимися от тоски половинками, смотрели нашими с Келео глазами. Тьма ушла, как и ворчащий Древний оставил мои мысли и чувства. Жизнь — сложная штука, особенно, когда ты незримо делишь ее с кем-то.

Келео тряхнул светловолосой головой, словно сбрасывая наваждение, и отправился к двери, но уже на выходе обронил:

— Отдыхай!

Спать я ложилась, ощущая невероятную моральную усталость. Первый день войны, а словно вечность длится, так давит, раздирает душу в клочья. Свет не любит негатива, ему хочется любви, гармонии, радости. А пока радуется лишь чешуйчатая предательница, которая нет-нет да тянется к сверкающим в свете свечей камешкам, играется с ними, любуется. Зараза!

Я не учла, что юные драконы с трудом контролируют свои порывы, слабости, жажду, любопытство и «хотелки». Поэтому из гнезда нас выпускают не ранее двадцати пяти лет. И даже прожив сотню лет, драконы считаются юнцами, живущими эмоциями и чувствами. Еще очень нескоро наиграется дракон, живущий несколько тысяч лет, ведь стоит угаснуть желаниям и чувствам, душа засыпает, а со временем и вовсе умирает.

К примеру, мой дед Дамрис — один из старейших драконов, которому свыше двух тысяч лет. Но таких осталось очень мало, многие гораздо моложе, а уже утратили интерес к жизни и добровольно ушли в закат, как называют смерть драконы. Отдали остатки своей магии Игае и, стремительно состарившись, умерли. Так синий род Вайлет лишился предыдущей первой пары рода и главы клана. Дед и бабушка Хашера не захотели жить после гибели сына и невестки, его отца и матери, и, когда мой любимый дядя отпраздновал пятисотлетие, вдвоем ушли в закат, оставив ему клан. Или мои золотые дедушка и бабушка Ашарвис, канувшие где-то на просторах Игаи. До сих пор неизвестно: живы они или нет; по крайней мере, за последние триста лет о них никто ничего не слышал.

Слишком долгое существование с монотонным ритмом и малочисленными событиями утомит и наскучит любому, а драконы любят движение, веселье и насыщенную жизнь. Предпочитают ходить по краю, особенно в молодости. И вот теперь мне предстоит потягаться не только с Келео, но и собственными гормонами и драконьей сущностью. Но ничего, я обязательно отомщу ему за эти «камешки», надо только придумать ответный ход. Что-то такое, что ударит уже по его слабости, по его самцу!

Заснула я с блуждающей на губах коварной ухмылкой. Жизнь — борьба!

Глава 17

Длинные тоненькие лапки с трудом несли маленькое тельце паучка, дрожали, подгибались под и так несущественным весом. Нутром я ощущала страх здешнего «сенокосца», слабость. Этот осторожный «хищник» появился в моей комнате пару дней назад и с тех пор я от скуки наблюдала за ним. Ведь Келео, проклятый темный, гад недобитый, подлая ящерица, бросил меня в одиночестве, аж целых три дня не появляется. Ашота исправно приносит еду, убирает в комнате, но помалкивает, а моего мужа все нет, как и любых событий или развлечений. Я даже потеряла гордость — спросила сегодня у нее, где моего мужа носит. Ответ был в общем-то ожидаемым: «Дан Келео отбыл по делам клана».

Три дня одиночества и ничегонеделания! Да я с ума сойду! Или уже…

Паучок добрался до стула, на котором я уселась, поджав ноги, и уныло пила чай с пирожком. Интересно, чем паучок здесь питается, ведь замок Черного клана находится высоко в горах, за стенами снег и холод, мух здесь в принципе нет? Бедняжечка, может он такой хилый и колченогий от голода? Отломив кусочек пирожка, я бросила его на пол рядом с паучком. Мой новоявленный питомец осторожно, дрожа каждой конечностью, шустро подобрался к угощению; я уже расплылась в довольной улыбке, ощущая себя добрейшей души светлой, буквально спасителем страждущих и великим благотворителем, как этот болезный шестилапый влип в неприятности. Буквально! Брюшком и лапами — в повидло. Судорожно дернулся несколько раз и затих.

— Небо, я убила его! — окончательно расстроилась я.

Глаза защипало: меня бросил суженый, спустя пару дней «общения», я умираю от скуки, теперь еще и питомца убила, причем самого неприхотливого и беззащитного. Заливаясь слезами, окончательно расстроившись, я завыла:

— Я ни на что не годна-а-а…

Паучок вдруг шевельнулся, привстал и отполз от плюшки, а я догадалась, что ему, бедняжке, просто сил не хватило, чтобы утащить неподъемную ношу. С облегчением кинула ему крошку поменьше, но и та оказалась непосильной. Тогда я поднесла к паучку руку и поделилась с ним живительной магией. Через секунду, прямо как в сказке, вместо твари дрожащей передо мной встал на сильные лапки суперпаук, гигант, в сравнении с прежним. Удивленно покрутившись на месте, он вскоре осознал изменения в собственном теле, а затем, проигнорировав крошку, рванул к первому кусочку и поволок в угол, где обосновался пару дней назад.

На душе у меня полегчало, вытерла мокрые от слез щеки салфеткой и только хотела встать, как надо мной прогремел суровый голос Келео:

— Что случилось?

От неожиданности я дернулась, покачнулась и начала заваливаться вместе со стулом назад. Но суженый меня поймал, вернул на место и озабоченно осмотрел. Ему явно не понравился мой заплаканный вид.

— И кто же тебя обидел? — его голос был тихим, почти мелодичным, если бы не прорывающееся шипение разозленной змеи.

А я от огромного облегчения, что паучок выжил, и на радостях, что суженый наконец вернулся, вмиг забыла о войне с ним и выпалила с улыбкой:

— Никто, сама виновата. Чуть не угробила своего сожителя повидлом…

— Сожителя? — полночные драконьи глаза нехорошо сощурились, серебристые брови сдвинулись к переносице, он даже с подозрением огляделся.

Ну хоть под кровать не заглянул и в гардеробную. Хихикнув, я ткнула пальцем в угол под потолком, где среди паутины заматеревший паучище уже устраивал свою добычу. Келео внимательно осмотрел «сожителя», затем вернул внимание мне, черты его лица расслабились, и он с неожиданно мягкой усмешкой признался:

— Надо же, я не видел в замке насекомых уже пару лет, а тут такой здоровый, но этого следовало ожидать, истинно светлые своей магией притягивают животных.

Я удивилась:

— У вас настолько тщательно следят за чистотой или давно не было светлых? Ведь я наверняка не первая здесь? — И снова увидев нечитаемую маску на лице суженого, испугалась: — Или…

Не дожидаясь моих «или», Келео пояснил:

— У нашего клана обширные земли, ниже есть долина, наши светлые избранницы предпочитают жить там, а не в главном замке.

— А я? — у меня родилась надежда на…

— Посмотрю на твое поведение, — криво ухмыльнулся Келео, выводя из себя и моментально осушая мои щеки от слез, да еще вызывая нетипичное желание подраться.

Черты его лица больше не смягчает артефакт, не прячет за красивой маской, на меня смотрит полудракон, сверкает черными глазищами сам Мрак. Вполне возможно, что я «играю в войнушку» не с человеком в общепринятом смысле, а сутью темной магии? Поэтому и ждать чего-то привычного от Келео — логичных «человеческих» поступков, действий, «светлой» морали или чувств — бессмысленно. Тьма — антипод Света. Но почему же мне не страшно? Война скорее заводит, буквально толкает на совершенно безумные и дурацкие поступки. Это пугает и интригует одновременно, вызывает желание тщательнее разобраться в мотивах, чтобы не прозевать чего-то важного. Собственных чувств, к примеру.

Ладно, как говорит мой муж, жизнь покажет, а пока о насущном:

— Мне кажется или ты специально растягиваешь удовольствие знакомства со мной? — И едко заметила, поднимаясь со стула, чтобы не таращиться в область паха, взирающего на меня сверху вниз мужчины: — Или настолько не уверен в себе, что боишься меня и избегаешь?