Развод со зверем - Анна Григорьевна Владимирова
— Тебя подвезти, может?
— М? — глянула я на Саву.
— Подвезти до метро?
— Можно. Спасибо.
— Не за что…
Машина у Савы оказалась неожиданно дорогой. Но на промозглом зимнем ветру это только обрадовало. Я нырнула в салон и оглядела стоянку. Народ потянулся по машинам. Кто-то курил, задержавшись на парковке, а кто-то наоборот — уехал, не прогрев двигатель.
— Я тут узнал, что у Князева был ассистент, — вдруг заметили Сава, медленно трогаясь. — Но с ним что-то случилось.
— Что? — насторожилась я.
— Мутно. На операции сплохело, и его увезли.
— А твоя версия какая? — нервно поинтересовалась я.
Вот только лишних переживаний мне не хватало.
— Думаю, Князев довел.
— Ну, теперь мы знаем, что он на это способен. Уверен, что тебе нужна эта строчка в резюме?
— Нормально. Не мне же за него закрывать полости…
Я вздохнула и отвернулась в окно. Когда Сава высадил меня у метро, уже полностью стемнело, а час пик в метро не вселял надежду на скорую ванную и кровать. Мама позвонила, когда я пересаживалась на станциях, и я обещала перезвонить. Когда метро с его давкой осталось позади, меня ждали щедрые осадки на голову в виде мокрого дождя. Ботинки промокли сразу, куртка — тоже, и домой я принесла на себе едва ли не месячную норму осадков столичного ноября. Даже горячая ванная все никак не могла меня согреть. А перед глазами так и стоял Князев — то сидевший за столом и обещавший мне все круги ада, то рычавший в операционной. А это он меня еще не начал изживать делом, только угрожал словами. Что будет, когда он начнет меня прессовать на операции? В том, что так и будет, я даже не сомневалась.
Усталость накатила такая, будто я отстояла три операции. Но маме нужно было перезвонить.
— Лала, ты как? — Мама звала меня именем, которым я сама себя обозначала в детстве, пока не выговаривала букву «р». Так оно и прицепилось. Просто имя «Лариса» меня дал отец. А с отцом ни у мамы, ни у меня особо не сложилось. — Так долго добираться с нового места работы?
— Два с половиной часа, — констатировала я уныло и вытащила из микроволновки сосиску с гречкой.
Моя малогабаритная кухня быстро наполнилась запахом еды и звуками урчащего живота. Да такими громкими, что даже мама услышала.
— Снова без обеда?
— Угу. Ты все про меня знаешь, и нам даже не о чем поговорить теперь.
Мама невесело усмехнулась.
— Ну расскажи, не терпится же.
— Я не задержусь там, кажется, — с набитым ртом начала вещать я. — Главный хирург дал мне это понять.
6
— Почему? — поникла мама, и я вздохнула, сосредоточенно жуя.
Она вымоталась от всего произошедшего со мной не меньше моего, если не больше. Одно дело, когда все в твоих руках, а другое — просто наблюдать со стороны за своим бедолагой-ребенком, не имея возможности вмешаться и изменить ситуацию. Хотя она пыталась. Предлагала переехать, начать карьеру подальше от столицы, куда не дотянутся связи моего бывшего начальства. Даже со мной собиралась поехать, только все это стояло поперек горла. Почему я должна уговаривать дать мне работу? Да, мне не позволяли оперировать, но я продолжала консультировать в частных клиниках — какая никакая, а все же альтернатива. С голоду точно не помру.
— Он из-за границы приехал работать, из Канады, — начала я рассказывать со вздохом. Только образ Князева вдруг нарисовался так явно, что меня зазнобило, и я поежилась.
— Ты с ним на английском говоришь?
— Нет, русский, к сожалению, его родной…
Гад! Давно меня так не трясло после разговора со старшим хирургом. Забыла, какими жестокими могут быть мужчины в моей профессии. Но если прежде мои рабочие качества под сомнения не ставились, то сегодня мне захотелось всадить кулаком Князеву промеж глаз, чтобы стереть это его высокомерно-брезгливое выражение лица! Удар-то у меня теперь тяжелый, поставленный, не то, что два года назад…
— Команда ему не нравится, я — тоже не соответствую ожиданиям, — и я всадила вилку в сосиску с таким усилием, что тарелка резко взвыла, а я поморщилась и отложила прибор. — Случаи какие-то запредельно сложные… К примеру, сегодня должна была быть пересадка после полостной операции, представляешь?
Мама врачом не была, но уже неплохо ориентировалась в хирургических случаях, так как я любила ей рассказывать обо всем, что казалось мне интересным.
— Может, ты слишком хороша, и он это понял?
Такой ход мыслей оказался столь неожиданным, что я замерла на стуле, глядя перед собой.
— Да ну нет, — тряхнула волосами.
— Ну, если он там, допустим, что-то не то творит, то ты ему как раз и не нужна?
— Нет, мам, — решительно отвергла я версию, — он же Князев. А Князев — это знак качества. Ну, наш отечественный экземпляр очень крут. А этот — его дядя, и он еще круче. Просто у меня сложилось такое впечатление, что ему там поперек горла все…
— А где это? Ты говорила, но я что-то не запомнила…
Конечно, я не говорила ей правды. И дело не в том, что она бы точно не одобрила. Просто зачем ее лишний раз тревожить, объяснять, что операционная везде одинакова и отличается только оборудованием? Тем более, что тюремная операционная действительно отличалась…
— «Так себе клиника», — отмахнулась я. — Ты ее не знаешь. Решили рейтинг себе поднять серией смелых операций и приглашенной звездой хирургии. Только, видимо, бюджет на звезде кончился, на нормальный персонал не хватило, и «звезда в шоке».
Я прыснула, но мама моего веселья не разделила.
— Лала, но ты же тоже хороша, — тихо возразила она.
— Мам, от того, что со мной случилось, я не стала оперировать хуже, — стойко парировала я. — А люди просто иногда идиоты…
Она вздохнула в трубку. Сколько раз она уговаривала меня дать моему делу ход, придать огласке, привлечь всех, кого только можно, но я запретила.
