Маленькая хозяйка большой кухни-2 (СИ) - Ната Лакомка
Собственное имя показалось мне чужим и странным. Я нарочно повторила его, чтобы развеять неприятное чувство, что становлюсь совсем другим человеком. Когда я повторила своё имя в третий раз, в дверь тихо постучали.
Леди д`Абето вернулась? Но она вряд ли стала бы стучать.
- Войдите, - сказала я.
Дверь тут же приоткрылась, и послышался голос герцога де Морвиля:
- Мне можно войти? Вы ещё не спите?
Мне стало смешно и досадно. Но досадно вовсе не на герцога.
Вскочив с кровати, я накинула поверх ночной рубашки платок и ответила:
- Конечно, не сплю, если разговариваю с вами. Входите, милорд. Что вы хотели?
Дверь открылась шире, и он вошёл, а я снова испытала боль и горечь, только представив, что этот человек может достаться другой женщине. Я вылечила его, он спас меня и дядю, нас связывает общая тайна… Разве с какой-то другой у него могут быть такие близкие отношения? Но я тут же укорила себя, что «близкие» подразумевают совсем другое значение.
- Вы не заглянули ко мне сегодня, - сказал де Морвиль, останавливаясь у порога, - поэтому решил заглянуть к вам. У вас всё хорошо?
- Замечательно, - заверила я его, мысленно поклявшись, что ни слова не скажу ему про угрозы тёти. Герцог только что выздоровел, ни к чему ему лишние волнения. Я слышала, что сыпь по телу могла начинаться и из-за сильных душевных переживаний. Так что не стоит рисковать.
Герцог помолчал, явно не зная, что ещё сказать, а потом встрепенулся, заметив портрет у стены:
- Тогда я заберу картину. Благодарю, что хранили её у себя.
- Да, милорд, - я взяла портрет леди Ратленд и передала его герцогу. – Хотите повесить его на прежнее место?
- Думаю, там будет лучше всего, - сказал он, задумчиво глядя на изображение.
При этом лицо у де Морвиля стало таким печально-строгим, что у меня защемило сердце. Что-то во мне резко воспротивилось тому, чтобы портрет покойной матери герцога висел в этом доме.
- Лучше не делайте этого, - вырвалось у меня.
- Почему? – он посмотрел на меня, чуть нахмурив брови.
- Потому что… - я замялась, но быстро сообразила, что ответить: - Многие считают вашу матушку колдуньей, милорд. Пусть это останется между нами, но мне кажется, пожар возник не сам собой и не по неосторожности. Кто-то хотел уничтожить портрет.
Выдавать Сару я не собиралась, но где гарантия, что девчонка опять не задумает уничтожить картину? В этом случае нарушительницу по головке бы не погладили. Выгнали бы и ни грошика не заплатили. Я ждала, что герцог удивиться, станет возражать, расспрашивать, почему я так решила, но он перевёл взгляд на картину и довольно долго молчал.
- Вот как?.. – произнёс он, наконец. – Да, такое возможно. Тогда лучше повешу её в своей спальне. Матери самое место рядом с сыном.
Вроде бы, решение было верное, и вряд ли Сара зашла бы в спальню герцога, особенно если он станет запирать дверь на замок, но всё во мне возмутилось ещё больше. Я не хотела, чтобы этот портрет находился рядом с Ричардом. Глупая прихоть, но я чувствовала именно так. А герцог уже повернулся и пошёл к выходу, держа картину перед собой.
- Милорд! – окликнула я, и он оглянулся. – Вы действительно… - тут я сделала короткий вдох, потому что в груди стало тесно, - действительно пришли именно за этим?
Он не сказал что-то вроде «не понимаю вас» или «конечно, только за этим», а просто остановился, стоял и молчал. Я подошла к нему, глядя в глаза, взяла портрет и мягко потянула на себя. Герцог сразу отпустил картину, и я поставила её на пол, возле стены.
- Значит, просто хотели проведать меня? – тихо спросила я, положив руки на плечи де Морвилю.
Он вздрогнул от этого прикосновения, и это было забавно. Ведь я уже столько раз прикасалась к нему.
- Пожелать спокойной ночи? – повторила я, потому что он молчал.
- Да, - произнёс он сквозь стиснутые зубы, будто маленькое слово далось ему с трудом.
- Тогда почему не пожелали? – я улыбнулась и медленно расстегнула пуговицу на его рубашке – третью сверху, потому что две верхние были уже расстёгнуты. – Забыли, милорд?
- Да, - только и сказал он, потом спохватился и торопливо добавил: - Спокойной ночи, Сесилия…
- Фанни, - поправила я его, расстёгивая четвёртую пуговицу. – Фанни Браунс, милорд. Не забывайте об этом.
- Сес… Фанни, - оговорился и тут же исправился он, - по-моему, вы сказали мне «нет»?
То, как блеснули при этом его глаза, показалось мне и трогательным, и забавным, и волнующим.
Но для Фанни Браунс, как и для Сесилии Лайон время любви ещё не наступило. Впрочем, не известно, наступит ли оно, это время…
- Всё верно, милорд. Сказала «нет», - произнесла я, раскрывая рубашку на его груди. – Сегодня я не осматривала вас. Позвольте, сделаю это теперь?
- Позволяю, - ответил он одними губами.
Я тоже кое-что позволила себе. Позволила смотреть не взглядом врача, а взглядом женщины. Я и раньше считала герцога де Морвиля красивым мужчиной. Даже тогда, когда он был всегда в чёрном и в наглухо застёгнутом камзоле. А теперь и кролику, которого подали к обеду с зелёным горошком и морковкой, было понятно, что этого мужчину можно считать эталоном красоты.
Кожа на его торсе была светлее, чем на лице. Белые волосы при свете свечи приобрели золотистый оттенок, и герцог де Морвиль сейчас походил на статую, выполненную из самых благородных материалов – слоновой кости и золота. Да, леди д`Абето права – в роли короля он смотрелся бы гораздо величественнее, чем его брат. Такого короля боялись бы и обожали. Боялись бы и любили…
Спустив рубашку герцога до локтей, я легко провела кончиками пальцев по его коже, прочертив выпуклые мышцы на руках, а потом на груди… Он вдруг повёл плечами, и рубашка упала на пол, а сам герцог остался передо мной обнажённым до пояса.
- Пациент, вас не просили раздеваться, - лукаво прошептала я, но положила ладонь мужчине на грудь, слева, слушая, как прерывисто и тяжело стучит его сердце. – Сердечный ритм мне не нравится, - пожаловалась я. – Можно подумать, вы полдня бежали в гору. Ну-ка, вдохните поглубже и выдохните…
Он послушно сделал глубокий и ровный вдох, а вот выдохнуть
