Дэйна и Эльнарион. История одной игрушки - Тиана Макуш
— Замечательно. Сейчас я дам тебе попробовать разных блюд, понемногу, и ты скажешь, если что-то придётся не по вкусу.
Новый шок. Ему даже такой выбор предоставят? Но потом пришла мысль — а как хозяйка собирается его кормить? Ответ возник буквально через мгновение прямо перед его глазами, вместе с приказом открыть рот: девушка держала в пальцах какой-то мясной кусочек, безумно приятно пахнущий. Как домашнюю зверушку кормят, с рук… Но что он ожидал? Для неё он и есть зверушка-игрушка. Если бы не недавнее, такое свежее в памяти, наказание и проснувшийся дикий голод… Эль прикрыл глаза и открыл рот, мучаясь от унижения.
Но все самоуничижительные мысли перекрыл взрыв вкуса на языке. Боги! Какая же вкуснятина! Эльф начал медленно и сосредоточенно пережёвывать, наслаждаясь каждым мгновением.
— Понравилось?
Ответ вырвался сам собой, помимо его воли.
— Да.
Так продолжалось ещё некоторое время: в рот попадал кусочек пищи, Эль пережёвывал, с каждым разом чувствуя, что насыщается, а вампирша осведомлялась, понравилось ли ему блюдо. Кухня здесь оказалась изумительная — эльфу ещё ни разу не попалось того, что вызвало бы вкусовое отторжение. И тут на язык попало что-то твёрдое, но с жидкостью. Соус? Эль сомкнул губы и лишь потом понял, что пальцы хозяйки всё ещё у него во рту. И эти пальцы сейчас медленно заскользили наружу, отчего мужчину тут же обдало жаркой волной. Не может быть… Бездна!
Дэйна внимательно следила за рабом и с удовольствием отмечала все его эмоции. Сейчас, после испытанного болевого шока, он был очень открыт и пока не понял этого. И так послушен. Темнейшая Мать, как же он прекрасен! Недоверие к её намерению прислушиваться к его желаниям было понятным, но Дэйна всегда придерживалась правила: в жизни рабов обязательно должно быть как можно больше приятных мелочей, что компенсирует несвободу и возможность наказаний. А уж раб вампира должен питаться разнообразно и очень хорошо. Скармливая эльфу разные блюда, вампирша и сама немного поела, но совсем чуть-чуть — сегодня её трапеза будет особой.
Не заметив, Дэйна подхватила очередной кусочек и только потом поняла, что стоило воспользоваться прибором, как с салатом или гарниром — соус потёк по коже. Впрочем… Положив мясо в рот раба, девушка не стала отпускать его и губы эльфа прикрылись. О том, что тот может прикусить пальцы, вампирша не беспокоилась: во-первых, чтоб это сделать, надо очень постараться, во-вторых, она почти сразу заметила, что мужчина всегда жуёт медленно и осторожно. Жаркое влажное тепло тут же обволокло кожу, а Дэйна медленно потянула руку, наслаждаясь ощущениями.
Не зря она не отрывала взгляда от лица эльфа. Скулы мужчины чуть покраснели, сердце зачастило, а в распахнувшихся синих глазах был такой коктейль эмоций! Неверие самому себе, смятение, наслаждение, желание. Ох, Тьма, она больше не выдержит! Такая изысканная приправа к основному блюду. Перехватив взгляд мужчины, Дэйна поймала в плен его разум, приказывая не сопротивляться, и медленно склонилась к длинной шее с бешено бьющейся жилкой. В воздухе появился привкус страха, а эльф часто задышал. Глупый, тебе понравится. Острые как иглы, клыки пронзили тонкую кожу без малейшего усилия, а рот наполнился безумно вкусным нектаром.
* * *
За прошедшую неделю Эльнарион, казалось, испытал все виды унижений, к сожалению, тесно связанных с удовольствием. Сопротивляться он прекратил быстро и отнюдь не по сознательному решению разума. Просто всякий раз, когда эльф вознамеривался проявить непослушание, тело полностью выходило из-под его контроля и само выполняло приказы. И всё объяснялось очень просто: сопротивление вызывало наказание, а значит — он нёс вред самому себе, что было категорически запрещено. Понадобилось три дня, чтобы до него это дошло, но как только произошло осознание, с непокорностью было покончено. Однако хуже всего было не это, а то, что хозяйка заставляла его испытывать странное и неправильное удовольствие.
Взять тот же укус. Раз в два дня вампирша пила его кровь, и мужчина с содроганием ждал каждого такого вечера. Вовсе не из-за боли или страха — их не было. А вот наслаждение и… желание отдать всего себя — были. И тесно переплетались с презрением к самому себе и упрямым намерением не поддаваться слабости. Эль испытал шок в первый же вечер, когда хозяйка, предварительно накормив, решила поужинать им самим. Сначала был липкий ужас и желание вырваться, сбежать подальше от острых клыков. Но потом… Потом обрушился новый шок, уже чувственный, когда хотелось, чтобы тёплые мягкие губы не отрывались как можно дольше, путешествовали по всему телу, даря изысканную ласку и порождая трепет. Хотелось сделать для этой девушки всё и ещё немного, подарить себя и обладать гибким телом одновременно.
А потом кровавый поцелуй прекратился и на затуманенный желанием и негой разум навалился ужас реальности. Он хотел свою мучительницу, жаждал подчиниться ей, принимая из изящных рук всё, что только она захочет дать. Абсолютно всё. Презрение к собственным слабостям затопило с головой, но сильнее всего терзал страх — что не выстоит, уступит тайным желаниям и позорно начнёт умолять и предлагать себя.
Вся неделя вылилась в сплошное испытание — испытание терпения и силы воли. Вампирша любила с ним играть, жестоко, но от того не менее возбуждающе. Она так и осталась для эльфа безымянной, просто хозяйкой, тогда как слуги и подданные звали девушку экселенцей.
Второй день, вернее ночь, пребывания Эля в рабстве ознаменовался унизительными уроками послушания. Эльфа учили правильно… стоять на коленях. И наказывали, если проявлял недостаточное усердие или позволял заминки. Короткий хлыст оставлял болезненные жгучие следы на ягодицах и верхней части обнажённой спины, а глубоко в душе — там, куда он сам себе запретил даже заглядывать — копилось чувство преклонения перед этим сильным существом, тесно перемешанное с желанием просто отдаться её воле, полностью. За это Эль изо всех сил презирал себя и пытался запереть постыдные мысли как можно глубже. Вампиры — зло, абсолютная и непреложная истина всей его жизни.
Но въевшиеся в разум за годы жизни догмы не спасали от мучительного стояка в штанах, слишком свободных и тонких, чтобы что-либо скрыть. То, что укус вампира дико возбуждает, Эль слышал и хоть как-то был готов к подобному морально. Но когда у него встало во время утренних «игр» с ним хозяйки…
В ту ночь вампирша привела его в комнату, стены которой были скрыты темнотой, а из всей мебели присутствовало лишь шикарное кресло. Ну, ещё какая-то странная конструкция из нескольких соединённых металлических перекладин, от углов которой шли цепочки с широкими наручами. Мужчина замер на пороге, но ощутимый тычок в спину и прямой приказ заставили его пройти внутрь.
Опустившись на колени перед креслом, эльф склонил голову и замер в ожидании приказов: в то, что ночь может закончиться для него слишком просто, ни на мгновение не верил. Вампирша решила проверить, как он усвоил полученные уроки — требовала, а Эль должен был принять ту или иную позу. Тогда он всё ещё бунтовал. Конечно, выполнять требуемое приходилось, но мужчина, как мог, задерживал это исполнение, сбивался в мелочах и изо всех сил демонстрировал презрение к своей хозяйке. Глупый, это лишь развлекало девушку. Потом, когда он понял, что действует ей на руку, эльф смирился и стал послушным исполнителем (впрочем, покорилось только тело — в душе продолжали бушевать эмоции), что тоже нравилось вампирше, но совсем не так, как строптивость. При этой мысли разум охватывала мелочная радость. Но в то, второе утро рабства,
