Ненужная жена. Рецепт любви - Константин Фрес
Внутри ужасно воняло и было сыро, но зато тепло. Кур, ютящихся на жердях, я насчитала семь. Верно, Клотильда переловила не всех. А они, может, цыплят вывели?
В углу стоял узкий высокий ящик, заляпанный куриным пометом.
— Ага! — пробормотала я. — Ящик с пшеницей!
Он был наполовину опорожнен, пшеница вся испачкана. Но все же, видимо, курам хватило его, чтобы прожить холода. А попить они выходили через круглое оконце под потолком, клевали снег.
Я очистила пшеницу, сняв с нее верхний слой, уже взявшийся коркой.
Куры тотчас налетели на чистое зерно с квохтаньем. Видно, давно не ели нормально.
А я тем временем пошарила по гнездам.
Гнезда тоже были грязны и запущены. Кое-где были остатки скорлупы. Наверное, куры расклевывали свои яйца, когда было совсем голодно.
Но и пяток свежих, новых яиц я нашла.
— Вот это повезло! — прошептала я задыхающимся от счастья голосом.
Дома Лиззи ждала меня. Свистел носиком закипевший чайник.
— Лиззи! — воскликнула я бодрым голосом, показывая ей яйца. — Смотри, что я нашла! Смотри, как много! Знаешь, что это?
Лиззи, сидя на нашей постели перед огнем, не отвечала. Только смотрела на меня виновато, испуганно. И губы ее были перепачканы в желтке.
Прекрасно она знала, что это такое — яйца. И с чем их едят.
— Прости, сестрица Бьянка, — прошептала она. — Я… это съела. Я не удержалась, прости!
И вся съежилась, нахохлилась, как птичка, ожидая побоев. Она полагала, что заслужила их. Ведь я была так же голодна, как и она. А она одна, не поделившись, эгоистично съела то немногое, что удалось раздобыть.
— Глупенькая, — как можно ласковей произнесла я, стараясь ее не напугать. — Не бойся, я не сержусь. Я понимаю, что ты очень голодна и просто не сдержалась. Но я верю, что впредь ты не будешь так поступать, и всегда со мной поделишься. Ведь так?
— Да, — прошептала малышка, не поднимая глаз.
— Ну, кто же ест яйца сырыми?
— Это очень вкусно, — доверительно сообщила мне Лиззи, убедившись, что я не сержусь. — Я расколола скорлупу, посолила и выпила его…
— Ах, глупышка! — я рассмеялась, сняла с огня чайник, кинула в бурлящую воду приготовленные травы. — А если живот разболится?
— Не разболится. Я всегда так делала у Клотильды. Если она забывала меня покормить.
— Я не стану забывать, — пообещала я, хотя сердце мое сжималось от жалости. Ребенок что затравленный зверек! Привыкла тащить все, что плохо лежит! А иначе она б точно у Клотильды не выжила. — К тому же, я знаю способ сделать яйца намного вкуснее!
Я помыла руки — Лиззи мне полила из ведра, что я утром принесла, — ополоснула и найденные яйца.
— Поищи-ка сковородку побольше! — велела я. — Нажарим гренок.
Лиззи посмотрела на меня голодными блестящими глазами и гулко сглотнула.
Одним яйцом она явно не наелась. И хотела есть еще; но страх перед голодом подсказывал ей, что надо растянуть пищу, не съедать все сразу…
— Сестрица Бьянка, — произнесла она дрожащим голоском. — Ты можешь сейчас съесть мою долю хлеба. Ту, что мы на вечер оставили. А вечером съешь свою. Но не надо все яйца сразу сейчас съедать. А то на потом ничего не останется!
Она изо всех сил теперь старалась загладить свою вину передо мной. Бедный ребенок…
— Нам с тобой хватит и трех, — ответила я. — И пары кусков хлеба. А потом будут еще яйца. Куры еще нанесут. Не переживай!
В глубокой миске я взбила с щепоткой соли три яйца, обмакнула в них пару ломтиков хлеба и выложила их на разогретую сковородку.
Остатками яйца залила и как следует встряхнула сковороду над огнем.
— Сейчас поедим и немного поработаем, —сказала я, глядя, как Лиззи тянет шею, наблюдая за шкворчащими на сковороде яйцами. — Раз уж куры у нас есть, придется за ними ухаживать.
Гренки наши были готовы в пять минут.
Их я выложила на тарелку и поставила еду перед девочкой.
— Ешь, — велела я.
Та подняла на меня глазенки, в которых все еще плавали стыд и раскаяние.
— А ты, сестрица? — прошептала она.
— И я поем.
Бедный ребенок. Она все еще не верила, что ее не будут наказывать, бить, морить голодом… Мне придется приложить много усилий, чтоб она снова поверила людям. Чтоб перестала смотреть, как забитый зверек.
Наелась она быстро, хоть и ела поначалу жадно, хватая горячие куски. Но не осилила и половину своей порции хлеба, жареного с яйцами. Отодвинула тарелку, дожевывая кусочек.
— Эх ты, — улыбнулась я, глядя, как ее глазки от сытости закрываются. — Ешь, как птичка. Ну, давай, залазь под ковер. А я тебе горячего чая налью.
Сегодня я дала ей кусочек сахара поменьше. Доброта добротой, но экономить все же надо было.
Сама присела рядом с ребенком, принялась за еду, прихлебывая чай из старой глиняной чашки и размышляя.
Куры это хорошо.
Это яйца, это мясо, в конце концов. Уже не так голодно. А по весне, если вычистить их клетушку, то и удобрение хорошее для моих теплиц.
От мыслей о теплицах у меня сердце сжалось.
Какие у меня были теплицы! Там росло все, и зелень для стола, и томаты, и редкие растения. И даже грибы-вешенки. Но, кажется, та же Клотильда побила все стекла. Она была словно стихийное бедствие. Как слон в посудной лавке. Но, подозреваю, это не природная неуклюжесть. Она ломала и крушила все налево и направо специально.
Просто чтобы переломать.
Чтобы испортить, испоганить то, что было устроено с любовью и заботой. То, что делало меня чуточку лучше самой Клотильды. Ведь травы, цветы, теплицы — это прилежный труд и аккуратность. А сама Клотильда работать не любила…
После еды больше всего хотелось упасть и уснуть. Но я понимала, что спать не время.
— Нужно позаботиться о наших курочках, — сказала я задремывающей Лиззи. — Они теперь наши главные кормилицы!
Я прикрыла ее ковром, подкинула еще поленце-другое в камин и направилась в курятник.
Он был очень грязным, очень.
Гнезда, пара деревянных ящиков, были просто скользкими от помета.
Я вычистила из них остатки грязной соломы, решительно промыла их пучком свежей, чистой, и снаружи, и внутри.
Из той копны, что со
