Ким Харрисон - Умерла — поберегись!
— По-твоему, пусть бы она умерла, Барни? — едко спросила я, зная, как он ненавидит это прозвище. — Пусть бы жница срезала ее душу, лишь бы меня не узнали? Позови Рона. Он изменит резонанс моего амулета. Уже случалось.
Барнабас скрестил руки на груди и нахмурился. Несмотря ни на что, я была права, и он это знал.
— Придется, да? — сказал он так, словно и в самом деле был семнадцатилетним мальчишкой, за которого себя выдавал. — Я уже триста лет так не встревал. Ну, кроме случая с тобой. Теперь мне тоже нужно менять резонанс амулета.
И он угрюмо уставился вперед. Угрюмый ангел. Какая прелесть.
Но чем больше я об этом думала, тем хуже все представлялось. Похоже, со времени нашего знакомства я только и делаю, что порчу Барнабасу жизнь. Мой особый талант. Теперь ему придется связываться с шефом, чтобы тот все уладил, а Барнабас ненавидел представать в дурном свете.
— Извини, — сказала я тихо-тихо, зная, что он услышит.
— Пока резонансы амулетов не поменяли, мы уязвимы, как утки на воде, — пробормотал Барнабас.
Я в страхе поискала глазами черные крылья, но они исчезли. Рядом с пристанью, в спокойной с подветренной стороны воде отражались деревья. Я переключилась на среднюю тягу.
— Я же сказала, извини, — повторила я, и Барнабас оторвал взгляд от мигающих огней «скорой».
В тени его карие глаза казались черными, и было в них что-то такое, чего я не замечала прежде.
— Ты многого не знаешь, — сказал он, пока я поворачивала лодку, чтобы причалить рядом с первой. — Может, пора исходя из этого себя и вести?
Сьюзан перебрасывала за борт предохранительные покрышки — чтобы лодка не стукнулась о причал — Барнабас прошел к носу кинуть швартовы на берег, а я глушила мотор. Врачи «скорой» ждали с носилками, у них, похоже, камень с души свалился, когда Билл крикнул, что он в порядке. Здесь царило деятельное волнение, и когда в толпе мелькнула светлая рубашка с короткими рукавами — а по ней скорее узнаешь начальника лагеря, чем по бейджику с именем, — я вся съежилась. Надо выбираться.
Народ вылезал из лодки под громкую болтовню и расспросы, на которые Сьюзан с воодушевлением и во весь голос отвечала. Я поднялась. Хотелось домой, но не мог же Барнабас взять и унести нас на виду у всех. Он вылез на пристань, я боязливо шагнула в толпу следом.
— Не спускай глаз с девушки, — сказал жнец, видя, что я места себе не нахожу. — Нужен какой-нибудь тихий уголок, чтобы ангел-хранитель сумел меня найти. Вряд ли на нее снова попытаются напасть, но и такое бывает. К тому же они знают, что ты здесь. Ничего не предпринимай, если покажется жнец, ладно? Просто крикни, позови меня. Справишься?
Я подавленно кивнула, и мы начали пробираться сквозь толпу. Я поплелась за Барнабасом и нашла наконец местечко поукромнее рядом со «скорой». Сердце снова остановилось. Наконец-то. Барнабас над этим потешался, а я еще больше смущалась. И дышала вдобавок, в чем, в общем-то, не было необходимости. Я слушала, как Сьюзан говорит с группкой девчонок и начальником лагеря. Странное чувство — хотелось быть ближе, но так, чтобы самой не участвовать в происходящем.
Все ахали над рассказом Сьюзан, а я радовалась, что в нем нет ни слова о поединке на мечах или о том, как девушка в цветастом топе исчезла в волнах. Ночью, во сне, все будет совсем по-другому. Я слишком часто ловила папин испуганный взгляд и гадала, помнит ли он о морге. Пока я воровала амулет у своего убийцы, папе позвонили и сказали, что я умерла. И когда я увидела, как он сидит у меня в комнате и разглядывает мои вещи, не зная, что я жива, у меня чуть сердце не разорвалось. А как он обрадовался, когда увидел, что я снова дышу! Меня никто никогда так крепко не обнимал. И хотя его воспоминания изменили… иногда мне кажется, что он все-таки помнит.
Барнабас уселся на красный столик для пикника под соснами. Перед жнецом висел в воздухе туманный светящийся шар размером с софтбольный мяч. Похоже на дефекты, которые иногда видны на фотографиях. Некоторые принимают их за призраки, но вдруг это ангелы-хранители, но видно их только на пленке и при определенном освещении?
— А потом он свалился в воду, — Сьюзан заговорила медленнее, что-то не складывалось у нее в памяти, и я отвернулась — как бы она не узнала меня и не попросила подсказать.
Она сказала, что работает в газете — может, из-за желания стать журналистом выбор и пал на нее. Может, позднее ей суждено совершить нечто противоречащее великому плану темных жнецов. В этом-то все дело. Потому и меня убили. Не знаю, что такого великого я должна была совершить и чего уже никогда не совершу — я ведь умерла.
Скрестив руки, я прислонилась к шершавому стволу сосны. Никогда не пожалею о том, что спасла Сьюзан жизнь.
Барнабас поднялся и начал прокладывать дорогу сквозь толпу, шар света следовал за ним. Подружки Сьюзан заметили жнеца и, хихикая, примолкли. Тот с беззаботным видом улыбнулся и пожал Сьюзан руку. И словно по сигналу, туманный свет переместился к ней. Теперь у нее есть ангел-хранитель; она в безопасности. Теперь мне не так тревожно.
— Спасибо, что все время с ним разговаривала, — сказал Барнабас и привычным движением откинул с лица мокрые волосы. В задних рядах кто-то вздохнул. — Тебе стоит поехать с ним в больницу. Если у него сотрясение мозга, он не сможет уснуть ночью.
Сьюзан вспыхнула.
— Конечно. Ну да. Думаешь, разрешат? — она повернулась к начальнику лагеря. — Можно мне поехать?
Получив согласие, Сьюзан сверкнула улыбкой и под свист толпы потопала к «скорой». Шар света вплыл в машину перед ней, и легкое напряжение, сковывавшее Барнабаса, развеялось. Значит, он тоже за нее беспокоился. А казалось, ему все равно.
Мне сразу стало лучше, я взглянула на Барнабаса и улыбнулась. Хорошо, что все позади. Лицо жнеца стало непроницаемым, и моя улыбка погасла. Он повернулся на пятках и пошел прочь, ожидая, что я последую за ним.
Я поникла и поплелась сквозь поредевшую толпу, радость от спасения Сьюзан сгорела — обернулась серым пеплом. Если бы я только могла добраться до дома другим путем… Барнабас, похоже, сердится.
2
Воздух в вышине был обжигающе холодный, даже показалось, что мои мокрые волосы замерзли. Барнабас приземлился там же, откуда мы сегодня отправились в путь, на парковке нью-ковингтонской средней школы. Как всегда, я не успела рассмотреть его крылья: они исчезли в вихре воздуха, дувшего в спину. Мокрые джинсы, обыкновенная черная футболка и серый плащ — для такой жары он совершенно не подходил, зато очень даже подходил самому Барнабасу. Материя мягким цветом напоминала его крылья, что спускались от плеч до самых пяток.
