Тихоня с искорками в глазах (СИ) - Раиса Борисовна Николаева
— Я говорю, какая ты сегодня Катенька нарядная. Праздник какой, что ли?
— Э-э-э, — Элида посмотрела на свой, странный наряд, на туфли с облупленной краской на носках, и подумала: «В чем же обычно ходила Катя, если эти вещи считаются нарядными?» — Да я… — замялась она, и тут слова полетели из ее горла, не подчиняясь Элиде. — Праздную победу вашей внучки в соревновании, — ядовито сказала она. — Чем не праздник? — Благодушие и доброжелательность мигом слетели с вахтерши.
— Ирочка победила честно! — яростно защищая внучку сказала она. — Ира мне рассказывала, что ты хоть и больше изложниц с песком сформовала, но работала настолько плохо, что все детали вышли бракованными и их не засчитали!
— Мели Емеля — твоя неделя, — с презрением бросила Катя, понимая, что спорить с бабкой своей обидчицы — это курам на смех, вот если бы ей попалась Ирина Звягинцева… пальцы Элиды сжались в кулаки, тело напряглось, и ей так захотелось избить эту дрянь, избить жестоко, прилюдно.
Ч. 1 Гл. 3
Глава 3
В эту секунду Элида сразу же вспомнила свое желание отомстить служанке… вспомнила и вдруг подумала, что ситуация вроде бы похожая, но в тоже время что-то было совсем по-другому. Она сдала бутылки, купила два бублика посыпанных маком — свое самое любимое лакомство, и сев на ближайшую скамейку в сквере, стала рассматривать людей, пытаясь свыкнуться с мыслью, что теперь она тут будет жить. Элида смотрела, смотрела и с каждой минутой чувствовала, что ей здесь ужасно нравится! Нравилась гладкая дорога, нравились ровные тротуары, нравились прохожие… особенно прохожие… особенно девушки. Никаких потупленных скромных взглядов, никаких походок семенящими мелкими шажками. Вот это да! Элида в воспоминаниях Кати, как-то этого не почувствовала (очевидно подобное для нее было в порядке вещей), на Элиду же такая свобода произвела неизгладимое впечатление. Почему-то стало радостно на душе, это чувство заглушило боль Кати, от той несправедливости, что с ней случилась, а еще Элида ясно ощутила разницу в своем желании отдубасить служанку, что ЛИЧНО налила ей в суп снадобье и вдобавок плюнула в него и Ириной Звягинцевой, которую объявили победительницей, быть может даже без ее ведома. А что? Пришел парторг и сказал, что Следчакова не может быть победителем, поскольку передовик, чья фотография будет висеть на Доске почета, не только своей работой должен показывать пример, но и всей своей жизнью, всеми своими моральными качествами… мысленно произнося эти слова Элида была потрясена, откуда они у нее только берутся? Катя никогда так не разговаривала, и всегда презирала ораторов, говорящих пафосным, патетическим тоном. Элида вдруг хихикнула, вспомнив, что она с герцогом пыталась говорить в таком же тоне, разумеется, выбирая совсем другие слова и выражения, наверно, в минуты волнений у нее сама собой проскакивает такая особенность выражать свои мысли подобным тоном. Так или иначе, но ее соперница такая же жертва обстоятельств и, если кому надо дать в морду — так это парторгу. Вот кто виновен во всей этой ситуации! Элида представила, как она подходит к мужчине и со всей силы бьет ему кулаком в глаз. Увиденная картина ее успокоила, тем более, что Элида понимала, что никогда подобного не сделает. Катя бы могла, а она — нет. Чем больше она думала о Кате, тем отчетливее понимала, насколько они с ней думают по-разному. Например, эта страшная история, что с ней случилась в шестнадцатилетнем возрасте. Элиде как раз шестнадцать с половиной, и она могла реально оценить поступки Кати, с тем, поступила бы сама Элида.
Во-первых, она никогда и ни за что не пошла бы в комнату к мужчинам, хоть днем, хоть вечером, хоть с подругой, хоть без подруги. Насколько она понимала Катю, та согласилась на это, чтобы ее считали «своим парнем», что ли. Хотела быть своей в их компании… Элида скривилась. Чего, чего, а быть своей в компании мужчин, она бы точно не хотела. О самогоне, что пила Катя и говорить нечего. Элида бы никогда добровольно не прикоснулась к спиртному, мама ей твердо внушила, что пока женщина не родит первого ребенка, она не должна пить алкоголь, не должна принимать зелья, позволяющие усиливать магические способности… и есть мясо версов — иначе ребенок родится обросшим волосам, как дикие люди. Все это Элида свято соблюдала, и теперь отчаянно жалела Катю, с которой именно из-за алкоголя и случилась эта страшная история.
Но больше всего Элида осуждала Катю, за то, как та поступила потом. Нет, то, что, Катя взяла нож и пошла наказывать обидчиков — это было как раз понятно, а вот то, что в результате своих действий пострадавшей осталась одна только Катя, вызывало в Элиде гнев и злость. Катя фактически пострадала дважды… нет, даже трижды. Сначала над ней надругались, потом опозорили, а потом отправили в колонию, Обидчики же отделались царапинами, и им больше вообще ничего не было, поскольку надругательство нельзя было доказать, только их слово было против слова Кати (к тому же она добровольно пошла к ним в комнату, хотя это строго-настрого запрещалось правилами проживания в общежитии). «Эх, если бы Катя обладала магическими способностями, — с горечью подумала Элида. — Приложил руки к магическому кристаллу и сразу известно кто насильник! Жаль, что в этом мире это невозможно, — с сожалением подумала Элида и стала размышлять о том, как бы она поступила на месте (не дай такому случится, Пресветлая) Кати. Понятно, что, Катя мстила не столько за то, что случилось, а больше за то, что ее с подругой еще и опозорили, при этом. И как надо было поступить, чтобы обидчики были наказаны, или хотя бы заткнуть им рты? Как Элида не рассуждала, Катя, все равно оказывалась пострадавшей. Единственно можно было пригрозить вызвать этих парней на общественный суд и все рассказать прилюдно. Она ясно представила, такой суд, сначала у нее от ужаса пошли мурашки, а потом накатила какая-то отчаянная храбрость, какое-то состояние бесшабашного транса, сравнимое с состоянием берсерка в момент боя. Почему у Элиды возникло такое сравнение она и сама не знала, но чувствовала — так оно и есть. — Да, — думала она. — Это бы подействовало. Они бы рты позакрывали или держали бы ответ перед всеми. Бедная Катя! — с жалостью думала Элида. — Ей не с кем было посоветоваться, не у кого
