По ту сторону Тьмы. Где-то здесь... (СИ) - Евгения Владон
Его продолжало колотить изнутри и от этого покачивать, как если бы он находился сейчас на борту морского судна, пробирающегося через умеренный шторм. Причём по ощущениям так и было. Казалось, пространство действительно раскачивалось и буквально трещало по швам. И эти ощущения не были для него новы. Когда-то он и в самом деле через них проходил (или же пропускал через себя — через все-все-все оголённые и до предела натянутые нервы). Просто поспешил потом о них забыть, как можно скорее. Но теперь…
«У тебя только два чётких ответа на этот счёт, Ники. Либо поставить самому себе диагноз, либо… принять данную о себе правду уже окончательно — раз и навсегда…»
Нет. Он не будет больше слушать этот ненормальный, намеренно искажённый хриплый голос чокнутого психопата. Если он когда-то уже его преследовал, и Нику удалось от него избавиться в прошлом, значит, получится сделать это и сейчас.
Правда, когда он увидел своё отражение, и пространство уборной комнатки вновь угрожающе содрогнулось и «задребезжало», зажмуриваться что дури Хардинг уже не стал. Просто принялся снова глубоко и размеренно дышать с помощью диафрагмы, подобно беременной мамашке, которая пытается задышать очередные родовые схватки. Вот только ни черта это не помогало. Не говоря про отражение в зеркале, не желающее меняться.
Он даже непроизвольно потянулся одной рукой к стеклу, словно хотел проверить его реальное существование, а заодно «подправить» то, что в нём отпечаталось.
Это действительно он? Этот резко состарившийся лет на десять, а может и все двадцать, незнакомец с перепуганными до смерти почти чёрными глазищами. Откуда у него такие глубокие носогубные складки, опускающиеся до самых уголков крупного рта, не говоря про сеточку более мелких морщинок вокруг глаз? Наверное, теперь и в волосах до хрена седых прядей. Хотя разглядеть их в полусумраке не так-то и легко. Тем более в светлом от природы волосе.
«А я ведь тебя раньше предупреждал, Ники. Таковы последствия вашего мира. Ничего хорошего он с вашими телами не делает. Особенно, когда пытается их убить.»
Наконец-то он это увидел собственными глазами. Как шевелились его губы, когда голос, вроде как, наговаривал ему очередной бред в голове. И, кажется… его отражение ненадолго преобразилось (точно так же, как кровать с Мией и вся палата представала перед его шокированным взором в сюрреалистической картинке из другого нечеловеческого мира). Стало более молодым, безумно скалящимся и… с отросшими до плеч длинными (и почему-то грязными) волосами. А ещё… оно было почему-то всё измазано ярко-красной помадой. И глаза… Глаза почему-то светились ярко-голубым (почти бирюзовым) цветом.
— Это всё стресс… Всего лишь грёбаные последствия стресса.
Он сумел заставить себя снова зажмуриться и снова сделать несколько глубоких вздохов. После чего приоткрыл веки, но не сразу посмотрел в зеркало. Его внимание в этот момент что-то привлекло. То, что он не заметил сразу, когда сюда вошёл и когда включал кран с холодной водой. Тюбик женской помады, стоявшей на краю раковины в белом пластиковом корпусе. Видимо, поэтому он и не обратил на неё внимание, потому что она слилась с общим фоном. Но теперь он её всё же рассмотрел и даже потянулся к ней рукой, чтобы подхватить дрожащими пальцами, а потом ещё и открыть — снять верхних колпачок.
«Прекрасный цвет. Хотя да, запах отвратный. Но тебе определённо пойдёт. Цвет кровавой вишни.»
Запах, хоть и не сильный, но характерный для химической отдушки всё же ударил по чувствительному обаянию Хардинга. Он даже непроизвольно поморщился.
(Магда, будьте так любезны. Попробуйте ЭТО. А потом понюхайте. Вкусовой букет должен усиливаться специфическим ароматом, чтобы составить в мозгу полную картину из соответствующего вкуса и запаха.)
Да, это был запах вишни. Химический запах вишни, от которого его буквально воротило, как и от всего искусственного. Даже от мозгодробительного амбре неважно каких парфюмов. Только если это не натуральные эфирные масла.
— Всё! Хватит! — ему пора с этим завязывать. Сейчас же! Иначе следующим, кого будут здесь реанимировать, окажется он сам.
3
— Мистер Хардинг… С вами всё… в порядке? — наверное Винсенту стоило немалых усилий и даже той же смелости, чтобы задать свой вопрос заметно взволнованным голосом севшему в пассажирский салон представительского внедорожника мистеру Хардингу.
Удивительно, как ему вообще удалось разглядеть сильно изменившееся лицо Ника в узком зеркальце над лобовым окном. Или доктор Хардинг действительно настолько сильно сдал всего-то за час проведённого в больнице времени?
— А как ты считаешь, Винс?.. Насколько может быть в порядке человек, который должен принять в самые ближайшие дни решение об отключении своей жены от ИВЛ и всей системы жизнеобеспечения. Которому, по сути, предлагают её убить… или добить… Буквально.
Его голос, похоже, тоже сильно изменился, отдавая хриплыми нотками звериного рычания, звучавшего до этого в его голове там… в палате Мии. Но сейчас, кажется, он почему-то поутих. Если и вовсе не замолк.
— П-простите меня, бога ради. Я… я не знал, что всё так… ужасно. Н-надеялся, что миссис Хардинг…
— Что, Винсент? Что ты думал? Что у неё всего парочка переломов и несколько царапин? И что через пару дней я заберу её домой?..
— Да. Наверное. По крайней мере, хотел на это надеяться.
Какая искренняя и почти детская непосредственность. И хрена с два наигранная. Причём не поймёшь из-за чего Винс переживал сейчас больше всего — из-за того, что миссис Хардинг уже ничего не спасёт и не вернёт обратно к полноценной жизни. Или же, наоборот, облегчённо вздыхал, ведь ей не придётся в своём нынешнем состоянии переживать большего наказания от своего больного на всю голову муженька.
Умопомрачительная дилемма. Сожалеть о двух, по сути, самых ужасных для человека вещах. Что же из них худшее?
А если бы она действительно отделалась только сильным
