Замуж за врага. Его (не) любимая (СИ) - Марлин Юлия
Хмыкнув, Святослав продолжил путь — солнце светило в спину и тень мчалась перед его высокой благородной фигурой. Золотой Квартал встретил новым всплеском шума и рева. Как он и предполагал, горожане, замечая на его груди нашивку Дома Серебряного Волка, бросались наутек. Стражники, патрулировавшие улицы, старательно избегали взгляда в глаза, а служащий почтовой конторы от испуга все перепутал, и потому послание пришлось отсылать дважды.
За его сохранность князь не волновался, голуби были заговорены магией крови и в простонародье звались Вестниками, а порой — если письмо несло дурные вести — Буревестниками. Более надежного способа передачи писем в Девяти Княжествах не имелось. Правда, этот способ связи страшно бил по карману: один голубь стоил три золотых — целое состояние по меркам простых ремесленников и был доступен только знати и купцам.
Дальше Святослав заглянул в одну дешевых забегаловок у Старых Ворот, где в основном собиралось неблагополучное отребье из низших кварталов. Там князь подсел к непримечательному человеку, потягивающему медовуху, и обменялся парой слов.
— Когда?
— Дней через пять-шесть, — ответил невзрачный тип заплетающимся языком.
— Снова Бремень?
— Да. Снова.
— Ты знаешь, что делать, — сказав это, Святослав покинул забегаловку.
Но прежде чем вернуться в «Охотничью Слободу», решил прогуляться вдоль торговых рядов и послушать, чем дышит древняя столица Орлов. Смешавшись с покупателями, ворвался в среду купцов, торговцев и покупателей, вдоволь вкусив грязи и лжи о собственном Доме.
Окружающие называли северян — сущими демонами, извергами и бессердечными убийцами. Клялись — все члены княжеской семьи звери под личиной людей. В обличие диких волков, они бродят по своим и чужим землям и нападают на мирных путников или торговые караваны, пьют кровь и грызут кости. Их глаза пылают красным пламенем, зубы длиннее кинжалов, вместо ногтей — когти, а под одеждой прячутся волчьи хвосты.
Святослав нахмурился — вот какие небылицы князь Будиш и его советники распространяют по городам и селам Арги. Быть может, командир отряда и посмеялся, если бы все было не так грустно.
— А еще поговаривают, что барда Местимиана Златоуста убили лейдцы-оборотни.
— Разве? А я слышал, виноват призрак-упырь.
— Не в этот раз. Жена только что вернулась из дворца. Там все придворные шепчутся, что Златоуста порешили лейдцы. Клянусь Светлой Зарей.
— Проклятые уроженцы Дома Серебряного Волка!
Прекрасно, теперь еще и деяния местных убийц будут приписывать Дому Серебряного Волка.
Молодой командир разозлился: Будиш времени даром не терял и воистину преуспел в очернении северного соседа. Народное творчество, сплетни, подкупы, обманы — он пускал в ход все, что хоть, как-то могло принести ему пользу.
Еще несколько раз до его слуха доносились грязные, низкие шуточки и песенки, призывавшие к низвержению «Метрополии» Дома Серебряного Волка и необходимости восстания.
Наконец, воин с севера вышел на Театральную Площадь, став невольным свидетелем столичной кутерьмы. Со стороны сколоченных сцен и невысоких кукольных подмостков летели крики лицедеев, разыгрывавших пьесы, спектакли и кукольные представления.
Сбоку неслась баллада о битве демонов Саанила Зеркалоокого и Воинства Светлых Богов у берегов Алмазного Острова, откуда-то с соседней улицы послышались куплеты из эпической поэмы классика Деониса Талтийского о похищении великаном Зерго Богини Красоты Вэллиан и заточении ее в Башне Тишины.
— Я стану твоим судьей и твоим палачом, строптивая девица! — Ревел лицедей, скрытый под маской Зерго. — Смирись и стань моей женой, дочь Эфира или прими страшную участь затворницы и зачахни в Башне Вечной Скорби и Молчания до времени Падшего Лика Луны!
— Мне не найти утешения и не спастись от твоего гнева, великан, но никогда я не стану твоей! Я выбираю Башню Тишины! — Отвечала девушка, игравшая похищенную Богиню Красоты.
Надо сказать, все творчество срединцев было посвящено двум сюжетным линиям: Дилийским мифам и историческому эпосу. Священная Дилия или Книга Начал Девяти Княжеств представляла собой собрание легенд, преданий, апокрифов о житие Создателя Эфира, его Детях — Богах Света и Детях Богов — героев-богатырей — прародителей людской расы. Что касалось исторического эпоса — здесь аргцы отдавали предпочтения самому значимому для их государства событию: Поединку до Первой крови, случившемуся почти триста лет назад.
Не было в двух княжествах, пожалуй, человека, кто не знал бы ту историю. Между севером и югом вспыхнула война, которая затянулась на много лет. Устав от бойни, Дом Серебряного Волка и Дом Огненного Орла приняли решение решить судьбу войны через поединок до Первой крови. Два воина от каждого дома сошлись на границе Арги и Лейда и равно бились за право победы. Волк оказался быстрее. После этого Арга утратила независимость и вошла в Содружество под названием — уделат.
В первые десятилетия уличные барды и стихотворцы слагали баллады о Поединке без прикрас и обманов, излагая истину и суть, но постепенно все изменилось. После смерти князя Палиша (которого аргчане с тех времен почитали виновником утери независимости) — подтекст исказился под влиянием подковерных интриг, а едва племянник Палиша князь Антон взошел на трон, так и вовсе изменили смысл.
Сначала напевали, что Дом Серебряного Волка использовал удобный случай и подстроил ту победу, а значит выигранная нечестно — она не имеет силы и Арга признана уделатом не законно. Дальше стало еще интереснее. С тех событий минуло всего сто лет, а срединцы, напрочь позабыв истину, стали обвинять Палиша в намеренном сговоре с Домом Серебряного Волка и проклинать предателем, бросившим страну к ногам северян. Все громче зазвучали голоса с призывами о восстании против Метрополии, а державшиеся до этого в тени отряды ополчения заявили о себе во всеуслышание.
С приходом к власти князя Эдуарда (отца Будиша) накал страстей на время сошел на «нет» и уделат затаился в неспокойной тишине. В Лейд шли многочисленные сообщения, что аргчане смерили пыл, поняв бессмысленность мятежа. Лейдский правитель Мирослав, порывавшийся тогда отослать в Аргу пять полков, остыл и, поверив заверениям Эдуарда в вечной преданности и дружбе, выбросил эту затею из головы. Как видно — преждевременно.
Прошло всего ничего — и вот на границах тлеют конфликты, а народ, одурманенный страхами и ужасами глупых баллад, возненавидел северян. Дошло до необходимости везти в Лейд заложника, гарантирующего мир.
Святослав покачал головой: он сомневался, заложник разрядит раскалившуюся до предела обстановку и сведет усилия непокорной Арги на «нет».
Шумные ряды и пестрые шатры театралов остались позади, и перед князем открылась тихая рощица, огороженная узорным металлическим заборчиком. Первое, что бросилось в глаза — разрушенный памятник, белевший мраморными руинами в самом сердце шумевшего зеленью уголка. Подойдя ближе и опустившись на одно колено, северянин смахнул с каменной плиты пыль и прошлогодние листья. На камне блеснули вэльские руны: «Палиш, сын Льва. Поверженный, но не побежденный».
Святослав присмотрелся к осколкам топора, и в одном узнал обломок головы со смутно знакомыми чертами. Да, это был он — юноша, бившийся в поединке до Первой крови. Памятник снесли много лет назад и, беспощадно надругавшись, бросили на всеобщее обозрение.
Посланник приложил руку в область сердца и отдал честь парню, на долю которого выпали страшные испытания. Печально, что потомки забыли подвиг великого предка и, обозвав предателем, подкупленным северянами, сделали козлом отпущения и нарекли виновником всех несчастий.
— Покойся с миром, князь. Ты не забыт.
Он вернулся в «Охотничью Слободу» к вечерней трапезе.
Добрыня и воины сидели в пустой таверне.
Выяснилось: стоило Волкам спуститься к ужину, других постояльцев, как ветром сдуло. Несмотря на звенящую тишину и нервные шепотки обслуги, трапеза порадовала сытностью и простотой.
