Огонь в его поцелуе (ЛП) - Диксон Руби

Тогда… что ж делать? Кто-то учует ее запах, и если меня здесь не будет, чтобы защищать ее, они похитят ее…

Учует ее запах…

Я пытаюсь думать сквозь непрекращающейся в моей голове гомон воронов. Мне нужно что-нибудь, чем замаскировать ее запах. Чтобы отделаться от драконов-самцов, сбить их с толку, чтобы они не поняли, что она здесь. Человеческий улей воняет отходами, но я не могу попасть туда и вернуться обратно настолько быстро, чтобы это отвечало моим защитным инстинктам.

Мне нужно что-то, что перебило бы ее сладкий запах. Что-то, что пахнет настолько жутко и едко, чего другие драконы станут избегать.

И мгновение спустя я точно знаю, что мне подойдет. Прыгнув на уступ, я вылетаю из этого странного клетко-подобного гнезда, которое я себе присвоил, и пикирую вниз, на землю. Там, на берегу ближайшего водоема, лежит полусгнивший труп какого-то зверя с рогами и копытами. Он находится там уже несколько дней, достаточно долго, чтобы начать разлагаться, и его облепили рои мух. Зловоние от него настолько сильное, что ветром разносится вдаль, поэтому я осторожно подхватываю его когтями и лечу обратно в мое гнездо.

Я чувствую чудесный запах моей самки еще до того, как оказываюсь там, и даже вони гниющего зверя, что в моих когтях, недостаточно, чтобы предотвратить подступающее к горлу рычание желания. Приближаясь к выступу, я вижу, что и она поднялась на ноги и подходит к нему. Увидев, что я возвращаюсь, она отшатывается назад, округленными от страха глазами.

Самка что-то говорит, прижимая руки к груди. Я не понимаю ни единого ее слова, но… она ведь понимает, что делаю я это, чтобы защитить ее? Я бросаю мертвую плоть на край уступа, чтобы ее зловоние разнеслось по ветру и скрыло ее легкий запах.

Испустив слабый крик, она закрывает ладонью нос и пятится в дальний конец комнаты. А сейчас я весьма доволен. Что ж, возможно, теперь она понимает, что я делаю. Я трублю ей сигнал подтверждения. Как же мне хочется схватить ее когтями и зарыться мордой в ​​ее волосы, но я не осмеливаюсь. Я должен отправиться в улье и понаблюдать за другими людьми, чтобы узнать, как обращаться со своим человеком. Каждое мгновение, которое я трачу впустую, — это очередная возможность другому самцу бросить мне вызов сразиться со мной за нее. Я пожираю свою драгоценную самку глазами, запоминая ее маленькую фигурку, а затем, скрепя сердцем, разворачиваюсь и взмываю обратно в небо.

Я облетаю вокруг этого большого каменного здания, наверху которого находится мое гнездо, однако все ровно в воздухе пахнет слабым, нежным запахом моей самки. Для отвлечения внимания требуется нечто большее. Разочаровавшись, я возвращаюсь обратно в свое гнездо и, изрыгнув огонь, поджигаю этот разлагающейся труп. В воздухе разносится ужасная вонь, и самка снова испускает слабый крик, а я снова взлетаю, подхватив поток ветра. На этот раз, когда я делаю круг вокруг здания, нет ничего, лишь зловоние гниющей плоти и этих обугленных останков.

Отлично.

Я отправляюсь к человеческому улью, махая крыльями как можно быстрее. Я должен действовать быстро, поскольку я должен опередить не только своих соперников, но и воронов, которые обитают в моей голове. Даже сейчас я чувствую, как они там выжидают, готовые наброситься и уничтожить мой разум. Они подбираются ко мне и рано или поздно опять накинутся, так что я должен быть к этому готов. Я сосредотачиваюсь на моей самке, моей паре. Ради нее я сделаю все.

Такое ощущение, что до человеческого улья лечу бесконечно долго, и прежде, чем успеваю подобраться к нему достаточно близко, как в небе слышится нарастающий, раздражающих слух гул. Нахлынувшие смутные воспоминания подсказывают мне, что этот громкий гул звучал и тогда, когда я похитил свою пару. Значит, это что-то вроде предупреждения.

«Уничтожь его, — нашептывают вороны. — Уничтожь все. Сожги этот улей дотла. Ты уже получил все, что тебе нужно».

Танцуя и искрясь, огонь лижет мой язык, а мои когти загибаются от жажды причинять боль, калечить, разрушать. Это порадовало бы воронов. Я лечу кругами, обдумываю. Вонь здесь раз в десять хуже всего, чего я когда-либо ощущал, и от нее у меня аж голова зудит. Такое ощущение, что мое подсознание полно птиц, и все они, извергая злобу, пытаются вырваться наружу. С каждым мгновеньем, что проходит, они становятся все сильнее, и я чувствую, как они начинают клевать мне глаза. Я не справляюсь, этот полет ради моей пары окажется провальным.

Моя пара.

Птицы тут же бросаются врассыпную, прочь из моего разума, и я могу мыслить вполне ясно. Я парю над ульем достаточно высоко, чтобы видеть, как люди бегут в укрытия. В выполнении моей задачи это никак не поможет. Чтобы за нами шпионить, мне нужно, чтобы они вернулись наружу и вели себя как обычно. Нет ни одного шанса, что они это сделают, покуда у них над головой парит дракон.

Я должен перекинуться в свою двуногую форму.

В тот самый момент, когда это приходит мне на ум, до меня доходит, что совершенно забыл, что у меня вообще есть эта двуногая фигура. С тех пор, как я был не только в своей боевой форме, прошло уже очень много времени, и внезапно моя кожа аж зудит от необходимости трансформироваться. Я буду уязвим, если это сделаю, но только если меня застукают.

Тогда я просто сосредоточусь на том, чтобы не дать себя поймать.

Я улетаю на небольшое расстояние и приземляюсь на ровной поверхности. Взмахи моих крыльев, разметающие по сторонам опавшие листья, становятся все медленнее и медленнее, а когти цокают по этой гладкой поверхности. Присев на корточки, я стараюсь вспомнить, как перекинуться в свою двуногую форму.

Мгновение спустя я опускаю взгляд и вижу свои вытянутые на земле вперед руки. Руки, похожие на человеческие. Медленно поднимаясь на ноги, я выпрямляюсь во весь рост, заново для себя открывая чувства телесных ощущений своей двуногой формы. В этом виде равновесие у меня совсем другое, и чувствую я себя слишком связанным с землей, но все это не так уж и плохо. В голове у меня так тихо, и это просто отлично. Согнув руку, я разглядываю когти, которые венчают кончики моих пальцев. Эта рука так похожа на человеческую, и все же такая смертельно опасная. Люди всем своим телом кажутся мягкими.

Моя пара. Она тоже везде очень мягкая. Тихонечко рыкнув, довольный самой мыслью об этом, я оборачиваюсь, ища глазами человеческий улей.

Там, вдали, я вижу то странное ограждение, воняющее огнем и металлом. Я целенаправленно иду в том направлении, хотя в двуногой форме путь занимает немного больше времени, чем в боевой. Мне пришлось приземлиться на довольно-таки приличном расстоянии, чтобы люди подумали, что я покинул это место. Даже сейчас слышен тот предупредительный гул, от чего мне приходится стиснуть зубы.

К тому времени, как я добираюсь до ограждения, неприятный гула утихает, и я снова слышу тихий шелест голосов людей. В такой близи невыразимо тяготят запахи улья — разведенные костры, отходы, пот, кожа и плоть и… — я трясу головой, чтобы сберечь разум ясный. Нет смысла выделять из них какой-то отдельный. Лучше вообще не обращать на них внимания. Я делаю глубокий вдох через рот и начинаю взбираться вверх по ограждению. Мои когти дают мне весьма сильное преимущество, и за считанные секунды я взбираюсь на вершину шаткой, раскачивающейся стены. Улегшись на живот, я прячусь, чтобы люди меня не заметили, и жду.

Мне не требуется много времени, чтобы понять, что большинство людей идиоты. Как только их предупредительный гул выключается, они тут же выползают из своих домов, громко смеются и разговаривают на своей странной тарабарщине. Снова разжигаются костры, и через короткий период времени улей снова оживает. Если б они осознавали, что дракон сейчас за ними наблюдает, они, скорее всего, шумели бы поменьше и вели бы себя более сдержанно.

Я вижу неподалеку от меня бегущего человека. Он пахнет самкой, но он маленький, намного меньше моей самки. Значит, это подросток. Малышка несется прямо к ближайшему костру, где стоит самец, помешивая что-то, что пахнет поджаренным мясом. Он улыбается этой крошечной самочке, что-то говорит, затем берет какую-то круглую штуку, наполняет ее этим жареным мясом и протягивает ей.