Венец судьбы - Амелия Хатчинс
— Синтия, успокойся, — проговорил Олден.
— Где Лари? Это не она! — Я указала на фотографии, и рыдание сорвалось с губ. — Этого не может быть! Я бы запомнила это! — Я запустила руку в волосы и подошла к столу, порвав фотографии, прежде чем швырнуть обрывки в сидящих там мужчин. — Ты лжёшь! Она не умерла! Она не может быть мёртвой! Вы ужасные люди.
— Лари умерла, Син. Ты пришла в квартиру, а её пытали. Тебя тоже пытали, и её убили на твоих глазах. — Адам встал, будто хотел меня утешить. Я зажала уши руками и покачала головой, слёзы текли по щекам. — Она ушла.
— Нет! Ты болен! Вы все больны! Это не игра, где она?! Что ты с ней сделал? — потребовала я, уставившись на Райдера, который изучал меня без той самоуверенности, которую демонстрировал раньше. В его глазах было сожаление, а руки сжались, словно он хотел утешить меня, несмотря на боль, и, что ещё хуже, я жаждала этого от него. В отличие от ковена, он не пытался показать мне ужасные фотографии, на которых была изображена моя лучшая подруга, изрезанная и без частей тела.
— Синтия, многое произошло. Тебе нужно вспомнить, кто ты, — сказал Олден, вставая. — Мы пытаемся помочь тебе вспомнить, но ты должна захотеть вернуться. Позволь нам помочь.
— Нет, ты скомпрометирован и находишься под их контролем. Вы все! Вам нужно очнуться и сопротивляться! Татуировки должны работать. Мои — да! Татуировки Титуса — отстой. Я предупреждала тебя, чтобы ты заменил этого неудачника.
— Они не работают, — сказал Адам с недовольным вздохом, наблюдая за мной слезящимися глазами, не желая смотреть на стол, куда Олден сложил разорванные кусочки фотографий. Его нежелание смотреть на них сдавило мне сердце. Он всегда питал слабость к Ларисе, и если они так сильно влияли на меня, ему было трудно смотреть на подделанные фотографии.
— А чего ты ожидал? Ей семнадцать! Последнее, что она помнит — это мой член и катакомбы, что, я уверен, не произведёт впечатления на её мужа, — усмехнулся Эдриан.
— Что ты только что сказал? — спросил Райдер, и я моргнула.
— Ей семнадцать лет, именно тогда я лишил её девственности. Я трахнул её — отвёл в катакомбы и сорвал эту сочную вишенку, придурок.
Эдриан выглядел так, словно ему доставляло огромное удовольствие повторять подробности нашего первого сексуального опыта, судя по самодовольной улыбке. Я несколько раз моргнула, наблюдая за гневом, который отразился на лице Райдера, когда он одним плавным движением сократил расстояние между собой и Эдрианом. Он потянулся к Эдриану, и комната взорвалась, пока все разнимали их.
Я повернулась, уставившись на деревянный стул, на котором сидела, в то время как все пытались защитить Эдриана от Райдера. Я оторвала от него ножку и подавила муку от своего решения. Повернувшись к переплетённым телам, катающимся по полу, я закрыла глаза, борясь за силы, прежде чем послать молитву Гекате. Я двинулась вперёд к мальчику, которого любила, с намерением положить конец его страданиям.
— Это моя жена. Если ты поцелуешь её ещё раз, я вырву твои грёбаные клыки.
— Сначала она была моей, а потом ты забрал её, ублюдок. Я не могу изменить того, что она была моей, и не стал бы, — огрызнулся Эдриан, поворачивая красные глаза ко мне, когда я подняла кол и бросилась на него.
Райдер вскинул руку, выбивая кол из моей, прежде чем улыбнуться, запрокинул голову и рассмеялся. В его взгляде горел неприкрытый жар, когда Райдер посмотрел на меня, и плутовато-красивая улыбка тронула губы.
— Мне не нужно тебя убивать. Синтия сделает это за меня
— Син, не протыкай меня! Я тебе нравлюсь, помнишь? Я твой парень, — сказал Эдриан, протягивая руки, и глубокое рычание вырвалось из лёгких Райдера.
Все вокруг рассмеялись, и у меня разрывалось сердце. На глаза навернулись злые слёзы, сердце сжалось, и пульс эхом отдавался в ушах. Все здесь были неправы. Казалось, будто я попала в худший эпизод Сумеречной зоны, и не могла убежать. Слеза покатилась по щеке, и её Райдер заметил первым. Он поднял руку и большим пальцем вытер. Его прикосновение послало ударную волну тепла по телу и собралось между бёдер. Его запах — пьянящий и дурманящий — ударил по мне, когда тело возбудилось так, что пугало.
Я отступила. Глаза Райдера округлились, а затем сузились, оставаясь прикованными к моим.
— Если ты действительно хочешь, я подержу Эдриана, чтобы ты могла убить его, Питомец.
— Я хочу домой, — прошептала я дрожащими губами. — Просто хочу уйти отсюда со своими друзьями. Отпусти нас, и я сделаю всё, что захочешь.
— Как насчёт того, чтобы дать мне несколько ночей, чтобы показать, кто я. После, если ты всё ещё захочешь вернуться домой, я позволю тебе уйти.
— В какую игру ты играешь? — спросила я, внимательно наблюдая за ним, пока проигрывала его слова, убеждаясь, что он не пытается манипулировать или обмануть меня.
— Я отведу тебя и твоих друзей к порталу. Я позволю уйти от меня, если будешь хотеть этого, после того как я напомню, кто ты и что я для тебя. Дай мне несколько ночей. Это мои условия.
— Ты собираешься изнасиловать меня, если я соглашусь?
— Я никогда не насиловал тебя и не заставлял трахаться. Я люблю тебя, женщина.
— Мне казалось, что Фейри не могут лгать? — проговорила я, наклоняя голову и закусывая нижнюю губу, что заставило его опустить глаза к моему рту.
Улыбка Райдера стала натянутой. Он напряжённо наблюдал за мной, а я терялась в глубинах его глаз, не в силах отвести взгляд. Он не ответил, и я мысленно стряхнула с себя оцепенение, в котором меня заперло его совершенство. Я посмотрела на свою команду, которая зависела от меня, чтобы вытащить отсюда. Ну, то, что от команды осталось, вот и всё. Они все ободряюще кивнули мне, и я уставился на них.
Ублюдки.
Конечно, они согласились бы использовать меня в качестве приманки ради свободы. Они понятия не имели о вызванной сексом тупости, которую этот придурок создавал во мне. Моя вагина была напряжена и звала его член поиграть в прятки.
Переведя дыхание, я неохотно подняла два пальца.
— Два дня.
— Я не веду переговоры, Синтия. Потому что ты чертовски упрямая.
— Тогда сколько дней я должна оставаться с тобой?
— Одна неделя. В конце недели, если ты не полюбишь меня снова или не вспомнишь, кто я, можешь уйти. Чёрт возьми, когда ты вспомнишь, кто я, ты, всё равно
