Суженая императора (СИ) - Наталья Юрьевна Кириллова
Всякий в Империи знает, что у правителя подходит срок, что скоро минует злополучный рубеж, возведённый его предками, и коли не будет к тому моменту сына, то ждёт страну великая беда. Но меня вопрос престолонаследия не касается, дочь императора, пусть бы и законная, чистокровная, венец не примет.
У Стефана есть ещё время.
Есть четыре избранные.
Говорят, каждая красива и пускай болтают, что две в императрицы не годятся, одна островитянка нечестивая, другая на чужих землях да в чужих традициях взращенная. Выбрать Стефан может любую, и кто осмелится оспорить его решение?
Вечером я возвращаюсь из обители домой и подмечаю неладное, едва повернув на свою улицу. Перед домом арайнэ Анды стоит чёрный экипаж без герба и знака наёмного извоза, рядом двое верховых. Невольно ускоряю шаг, едва ли не бегом миную спешившихся мужчин в чёрных одеждах. Ни герба, ни цветов рода, которому они служат, но видно, что не из простых, не работяги или случайные наёмники. Один было заступает мне дорогу, затем присматривается внимательнее и пропускает. Прохожу в дом, страх сплетается с нарастающим внутри холодом, бьётся, затапливает паникой.
– Мирелла? – зову с порога.
– Арайнэ Астра, – фигура домохозяйки, невысокая, в строгом вдовьем наряде и белом чепце, появляется на лестнице, взирает на меня неодобрительно сверху вниз. – К вам прибыл некий благородный фрайн…
Скинув капюшон плаща, стремительно поднимаюсь по ступенькам.
– Он не изволил назвать своё имя, но явил изрядный напор и настойчивость, – скрипучий голос арайнэ Анды преследует меня, толкается в спину, когда я обхожу домохозяйку и иду к двери своих комнат. – Приняв вас под сенью моего дома, я сделала исключение, арайнэ Астра, для вас и вашего… вашей девочки… закрыла глаза на прискорбное и возмутительное отсутствие освящённого в храме союза… зря, как вижу, зря.
Всё равно.
Я не слушаю арайнэ Анду, мне важно узнать, что с Миреллой всё хорошо, что внезапное вторжение её не напугало. Стефан не причинит вред ребёнку, но может забрать у меня Миреллу и лишь Благодатные ведают, что он намеревается выиграть с обретением незаконной дочери. При таком раскладе потеря нашего убежища – почтенная арайнэ более не потерпит в своём доме ни низкую беспутницу, ни внебрачного ребёнка, – не самая великая беда.
Перед дверью ещё одна чёрная фигура, вытянулась стражем при входе. Быстрый взгляд на меня и шаг в сторону, створку предупредительно распахивают передо мною.
– Мира?
– Мама! – дочь отвлекается от раскрытой книги, соскакивает с дивана и бросается ко мне. Обнимает порывисто и тут же вскидывает голову, в синих глазах блеск восторга и желание поделиться свежими впечатлениями. – Мама, смотри, кто к нам пришёл! Твой ночной друг! Он принёс мне конфеты, очень вкусные. Я и тебе оставила, чтобы ты тоже могла угоститься. А теперь мы читаем сказку.
– Мы? – я глажу дочь по каштановым волосам, но смотрю на Стефана, сидящего с книгой на диване, что стоит перед очагом.
В общей комнате больше никого, трепещут огоньки свечей, пламя в очаге и зыбкие тени за приоткрытым окном. Книга наша, баснословно дорогой сборник из нескольких сказок с красивыми цветными иллюстрациями, купленный мною полгода назад Мирелле в подарок. На столике открытый расписной ларец с пухлыми тёмными шариками шоколадных конфет – невиданная роскошь, стоящая дороже той книги. Стефан спокоен, невозмутим, на губах лёгкая ласковая улыбка, словно он не ворвался захватчиком в наше тихое убежище, не подкупил моего ребёнка редкими сладостями, но всегда коротает вечера так, мирно читая с дочерью сказки. Сегодня он одет иначе, чем вчера, сегодня он не авантюрист, не торговец средней руки, не скромный институтский преподаватель.
Сегодня одеяние его, непроницаемо-чёрное, подчёркнуто дорогое, хотя и без кричащих деталей, говорит всем красноречиво, что перед ними благородный фрайн, избалованный золотом и возможностями.
– Мы, – Стефан закрывает книгу и встаёт. – В ожидании твоего возвращения мы решили немного почитать. Мирелла, раз твоя мама пришла, иди собирайся.
– Хорошо, – соглашается девочка покладисто.
Забирает протянутую книгу и, прижав её к груди, уходит в свою комнату. Едва за Миреллой закрывается дверь, как я коршуном нападаю на мужчину, готовая заклевать не только словами, но и делом.
– Ты не можешь забрать у меня мою дочь! Ты не имеешь права. Ты…
– Я её не забираю, Астра, – улыбка тает, взгляд царапает острыми когтями. – Я желаю, чтобы моя дочь жила и воспитывалась в условиях и окружении, более подобающих девочке её положения.
– О-о, так она нынче твоя? – я отчаянно, изо всех сил стараюсь сдерживаться, не повышать голос, чтобы Мирелла не услышала. – И о каком подобающем положении может идти речь в её случае? Ты забыл, кто я? Или не понимаешь, что дочь такой, как я, унаследует ту же отравленную кровь, пресловутый яд Хар-Асана?
– Я ничего не забыл и всё прекрасно понимаю. Отравлена не только ты, но и я. Не ядом Хар-Асана, однако заразой, вероятно, худшей, чем он. Она, эта зараза, передаётся из поколения в поколение, от одной ветви первопрестольного древа к другой, и мы ничего не можем с ней поделать. Нам, повенчанным на царствие императорам, их наследникам и их братьям, если таковые будут, остаётся лишь принять её как данность, как зло в нас самих, что мы не способны искоренить ни молитвами, ни покаянием, ни визитами в обитель Заката. У меня нет сына и, может статься, не будет ни с кем другим. Только с тобой.
– Почему? – переход от Миреллы, шуршащей за дверью, к призрачному сыну так резок, что я теряюсь.
– Потому что так пожелали Четверо. Или другие боги. Или наша проклятая кровь. Ты тоже иди собирать вещи.
– Я? Зачем?
– Поедешь со мной во дворец. Вы обе поедете.
– Что нам там делать? – проглатываю оскорбления и колкое возмущение, говорю ровно, терпеливо, взывая к рассудку мужчины. – Стефан, одумайся, у тебя есть четыре избранные, одну из которых ты со дня на день должен назвать своею суженой…
– Я назову имя суженой в свой срок, не тревожься.
– И, поверь, её мало порадует
