Вергилия Коулл - Черный код
— Есть угроза жизни, я так понимаю? — обеспокоилась Вронская, разглядывая реанимационный набор.
— Это простая предусмотрительность, — тут же заверила ее я. — Так как мы имеем дело с вмешательством в работу мозга, у некоторых объектов случаются эпилептические припадки или инсульты. Даже изучив заранее медкарту, невозможно предугадать, как пойдет дело. Поэтому мы обязаны иметь под рукой все необходимое.
Мой ответ, похоже, удовлетворил адвоката, и она кивнула.
— Сколько сеансов потребуется?
Я пожала плечами.
— Единой схемы нет. Все зависит от того, будет ли объект сопротивляться вторжению в свою голову или решит сотрудничать. В любом случае, я не доберусь до воспоминаний, пока его подсознание не перестанет воспринимать меня, как вторженца. А для этого потребуется минимум пара сеансов. Мы начнем с простых фантазий на отвлеченные темы, чтобы привыкнуть друг к другу.
— И что будет, когда вы доберетесь до воспоминаний?
Я повернулась в сторону Макса и тут же пожалела об этом. Одежду на его мощной груди расстегнули, на резко обозначившиеся мышцы груди наклеивали датчики. Сам он перехватил мой взгляд и ухмыльнулся. Я резко отвернулась. Смотреть на бледное лицо адвоката было куда спокойнее.
— Я увижу то, что произошло, его глазами. Потом через специальную программу передам картинку в электронный файл. Ее можно будет запустить на любом мониторе и просмотреть любому желающему.
— В суде это должны принять, как достоверное и допустимое доказательство, — напомнила Вронская.
Подобные скептические замечания мне доводилось слышать уже много раз, поэтому я лишь растянула губы в снисходительной улыбке.
— Подумайте сами. Как собирают доказательства? Патологоанатом изучает тело. Следователь — улики на месте преступления. Но как они приходят к выводу? Только через свои догадки. Мне не требуется строить догадки. Я получаю доступ к событиям от первого лица.
— А если возникнут сомнения, что это именно воспоминание, а не фантазия? — продолжала въедливая старуха.
— Поверьте, я пойму. Существуют неоспоримые признаки. Фантазия создается совместно. Мозг объекта рождает идею, мой мозг ее подхватывает и воплощает. Я — строитель, который возводит здание по чужому эскизу, чтобы вам было более понятно. Только на самом деле это не здание, а кусочек воображаемой реальности, которую не так-то просто отличить от настоящей. И вся эта выдумка создается за доли секунды. Но даже находясь в ней, ее можно менять. Сносить стены, сажать деревья.
Вронская приподняла бровь.
— Если же мы в воспоминаниях, — продолжила я, — то мозг объекта все равно воспринимает происходящее, как свершившееся событие. Оно пройдет своим чередом, как фильм. Я не смогу разбить стекло, если оно не разбивалось тогда в прошлом. Не сумею даже оставить отпечатка пальца на зеркале. Вот вам и признак.
На секунду показалось, что мне удалось привести неопровержимый аргумент, но адвокат все равно наморщила лоб.
— Но опять же, если вы увидите все глазами участника событий, то как быть с полноценной картинкой? Он же смотрел только вперед, когда стрелял. А что происходило по бокам? Вдруг на месте преступления находился кто-то еще и сделал выстрел одновременно с ним? Как вы разбираетесь в таких случаях?
— Боковое зрение. Наши глаза получают основную информацию прямым взглядом. Но одновременно с этим мы имеем более широкий угол обзора, только обрабатываем его подсознательно. Поверьте, того, что записалось на подкорке, не сможет осознать мой объект. Но я — смогу. Мой мозг вытащит это, сложит в единую картинку, словно склеит черепки разбитой вазы. И представит вам.
— Удачи, Анита, — кивнула, наконец, Вронская с холодной вежливой улыбкой на сухих тонких губах.
— Пожелайте удачи не мне, а ему, — фыркнула я, указав на ее подзащитного.
Глаза женщины иронично блеснули.
— В нем я уверена.
Мне бы такую уверенность. В себе. И в том, что я делаю правильный шаг.
Нацепив каменное выражение лица, я повернулась к Максу. Со скучающим видом он поджидал меня в окружении ремней и проводов. Я приблизилась. Мне предстояло установить с ним физический контакт. Проще говоря — взять за руки. Но когда пальцы оказались совсем близко от его ладоней, я поняла, что не могу. Не могу пересилить себя и коснуться рук этого мужчины. Нас разделяло ничтожное расстояние, я могла разглядеть каждый крохотный волосок на его груди, чувствовала, что он смотрит прямо мне в лицо и изучает его с затаенным дыханием. Но что-то все равно удерживало и отталкивало от последнего шага.
Так длилось какое-то время. Все в молчании ожидали, что будет. А я тянула время и не могла.
Неожиданно Макс дернулся так, что затрещали кожаные ремни, а в следующую секунду мои пальцы оказались до боли стиснуты в его хватке.
— Давай, Синий Код, — прошипел он мне в лицо, обдавая горячим дыханием, — начинай уже свою экзекуцию.
И тут я словно прозрела. Подняла голову и встретилась взглядом с его глазами цвета крепкого кофе. Мысли прояснились, ступор ушел.
— Тебе страшно! — негромко воскликнула я. — Ты боишься!
— Да хрен тебе, — грубо бросил он и выпятил нижнюю челюсть.
Но меня уже было не обмануть.
— Ты не можешь контролировать ситуацию. Не знаешь, что будет. И поэтому боишься!
Я едва не рассмеялась. Приятно осознавать слабости противника. И когда он боится, то ты — уже нет. Осмелев, я закрыла глаза и позволила сознанию раствориться в сознании Макса.
Сеанс первый.
Состояние перцептора: стабильное.
Состояние объекта: стабильное.
Характер действий: моделирование.
После легкого дискомфорта, связанного с внедрением в неподготовленное сознание другого человека, открываю глаза и обнаруживаю себя в комнате обычного «панельного» дома. Места тут немного, как раз для кровати и письменного стола. Окно выбито, осколки торчат по краям рамы, как зубы в акульей пасти. Вытягиваю шею и вижу густо заросший травой двор, ржавые детские качели и темные провалы окон в безжизненном доме напротив.
Ярко светит солнце. Жарко. И тишина.
Переступаю с ноги на ногу, изучаю старую мебель, засыпанную осколками стекла и мусором. Что-то неуловимо знакомое чудится здесь, но не могу разобраться в ощущениях. Замечаю, что с улицы не доносится никаких звуков. Ни привычного шума автомобильных моторов, ни щебета птиц.
— Макс?
Из соседней комнаты слышится слабый шорох. Иду туда. Макс должен быть рядом, куда он мог деться? Обычно люди боятся, попадая в виртуальную реальность, и жмутся к единственному знакомому человеку — перцептору. Так работает инстинкт самосохранения, когда объект обнаруживает себя резко вырванным из настоящего.
