Наследники для наследия - Эсфирь Серебрянская
– Третий год. Он к нам позапрошлой осенью в класс пришел.
Глазенки у старшОй моментально стали большие и круглые:
– Он в твоем классе?!
Я кивнул, ожидая услышать идиотский смех. Так всегда бывает: сначала удивляются безмерно, потом ржут. Правда, замолкают быстро. Посмотрят в удивительные глазки Максика, послушают, как он зубами скрипит, и тут же перестают смеяться.
Однако Лета обошлась без всяких "Хи-хи", да "Ха-ха ", лишь во взгляде легкая смешинка мелькнула. После чего она опять картинно уставилась в окно, добавив с грустью:
– Если б я знала, что он такой молодой, то, конечно, вела себя посдержанней. А тут открываю глаза и вижу, – на ее губах снова заиграла улыбка, – перед собой эдакое матерое человечище…
– Да он просто за лето здорово вымахал.
– Не важно, – она царственно взмахнула рукой, словно отбрасывая мои слова, – я пришла не за этим. Что будем говорить родителям?
– А зачем им что-нибудь говорить? – не включился я.
– У тебя на лбу шишка размером с кулак, от табуретки остались одни палочки да щепочки, радио оборвано… Думаешь, вопросов не будет?
Невольно отметив, что о своих проблемах сестренка "забыла" упомянуть, я пожал плечами:
– Можно правду рассказать.
– Шутишь? – неуверенно переспросила Лета.
– Не знаю… Наверное, нет. Меня гораздо больше волнует завтрашняя алгебра, чем объяснения с матерью и Анотом.
– У тебя в руках "История".
– Завтрашняя история меня волнует не меньше алгебры, – парировал я, – если же хочешь что-нибудь придумать, то валяй. Возражений нет. Только дай мне знать, что да как. Кстати, в легенду не забудь включить пару слов о своем разбитом носе…
Фыркнув, Лета оторвалась от стола и направилась к выходу.
– Между прочим, – обернулась она в дверях, – твой Монстр забыл свою рубашку…
– И что?
– Да ничего… – она слегка замялась, – может, отнести ему надо.
– Хорошо, отнеси.
– Я?!!!
– А то кто же еще? – как бы всерьез заявил я, – конечно, ты!
Искреннее Летино недоумение плавно перетекло в прищуренное "Шалишь, парниша", но мое лицо по-прежнему излучало спокойную уверенность в собственной правоте. Однако старшая абсолютно бесчестным образом показала мне язык и я, не выдержав, рассмеялся. Ее ответная усмешка обозначала скорее снисходительность, чем веселье.
– Слабак ты, братец, – констатировала она, картинно поправляя волосы, – мог бы придумать что-нибудь поостроумней, чем эта глупость.
– Ну, почему сразу "глупость", да "слабак"? – автоматически возмутился я, – если ты не можешь посмотреть на случившееся с другой стороны, то зачем же сразу обзываться?
– Анджи, не болтай ерунды. Ведь нет никакой другой стороны! Тебе хотелось меня подловить, но не получилось. А теперь несешь какую-то ерунду. Ты что, всерьез веришь, что я клюну на твои речи и побегу вымаливать прощение у твоего монстра?
– Во-первых, твоего монстра… Мы ведь уже договорились об этом.
– Окей, моего монстра… – с какой-то плотоядной улыбкой согласилась она, от чего идея ее примирения с Максом внезапно показалась мне довольно дельной и весьма многообещающей… Что именно обещающей, додумывать было некогда, поскольку требовалось ковать железо, пока горячо. Внутренне собравшись, я воодушевленно продолжил:
– Во-вторых, ты тут сама пару минут назад высказывалась, что могла бы быть посдержанней…
– По-моему, ты передергиваешь…
– …но, с другой стороны, – не обращая внимания на ее реплику, напирал я, – твою агрессивную реакцию легко понять…
– Вот спасибочки…
– …ты очнулась после обморока и увидела абсолютно незнакомого человека, склонившегося над тобой. Тут действительно не мудрено растеряться. Однако теперь-то ты понимаешь, что никто тебя не собирался ни обижать, ни унижать. Просто произошло небольшое досадное недоразумение. Согласись… – легкая пауза для оценки настроение уговариваемой. Похоже, что она начинала подозревать запудривание мозгов. Такой поворот к критическому взгляду убьет всю мою подготовку. Значит, срочно его нужно сбить, переключив внимание на что-то личное:
– …это очень похоже на тот случай, когда ты, готовясь к школьному спектаклю, наложила на себя грим ведьмы и пошла спросить мнение матери, хорошо ли получилось.
– О!.. – весело рассмеялась Лета, окунаясь в воспоминания, – в жизни не забуду, как она визжала!
Стараясь не выдать своей радости, что сумел отвлечь "клиентку" от скептического рационализма, я слегка подтолкнул разговор в нужном направлении:
– Но ведь ты не собиралась ее специально пугать?..
– Конечно, нет! – послушно откликнулась сестрица, – ты ведь сам только что сказал: я просто подбирала грим для роли…
– Ну, так Макс тоже не собирался тебя пугать, – подхватил я, – Скорей наоборот! Он проявил себя как чуткий, сострадательный человек, способный прийти на помощь и позаботиться о ближнем. Ближним, если не понятно, была ты.
Лета скептически изогнула губы, но чувствовалось, что мои слова попали в благодатную почву.
– Шутки шутками, – продолжал я, – но ведь действовал он из лучших побуждений. А что получил в ответ? Только грубость. Пускай непреднамеренную, но грубость. Так что как ни крути, но получается, что ты как минимум задолжала ему извинения. Не говоря уж о благодарностях. Однако, с другой стороны, после возникшего недоразумения вы вдвоем наговорили столько глупостей, что идея бежать за Максом вдогонку, да еще с извинениями, становится совершенно неприемлемой. Что вам нужно, это начать ваше знакомство сначала. Вот тут вас может выручить забытая рубашка. Ее возврат будет выглядеть как жест примирения. Можно сказать, естественный жест примирения, который даст тебе возможность эффектно показать себя в совершенно новом свете…
– В новом свете… – пробормотала сестрица, переводя свой взгляд с меня в заоконные дали, а затем почти неслышно повторила, – …показаться в новом свете…
– Ну, да, – я постарался придать голосу как можно больше вкрадчивой мягкости, – в абсолютно новом свете. Будешь выглядеть, как разумный человек, который выше случайных мелких недоразумений. Покажешь свою способность переступить через непонимание и начать все с чистого листа. Это ведь так естественно – вернуть человеку забытую вещь…
Взгляд Леты слегка поплыл, показывая близость к трансу, а значит, интонации должны приобрести монотонную мерность маятника:
– Даже ничего не надо говорить… Достаточно просто протянуть руку… и улыбнуться… Ведь одной улыбкой так много можно… обозначить… Просто улыбнуться… Оставив сразу позади… все несуразности… первого знакомства… Он, скорей всего, этого не ждет… и от неожиданности… смутится… может, покраснеет… Такой большой… красный… смущенный… которого можно…
– …поцеловать… – задумчиво прошептала Лета.
– Поцеловать?! – обалдело повторил я за ней и замолчал, пытаясь подобрать слова, поскольку девяносто девять процентов мысленной энергии мгновенно ушло на осмысливание вопроса, как меня вообще занесло в область поцелуев. Мое же хваленое красноречие, тем временем, весьма красноречиво забуксовало на месте, не родив ничего, кроме идиотского: "…ну может только слегка". Вздрогнув, Лета оторвала свой взгляд от окна и уставилась на меня, словно на невиданный фрукт. Но я, еще находясь в словесном