Медовый месяц на Ледяной планете. Рух и Харлоу (ЛП) - Диксон Руби
Я смотрю вслед существу, сердце колотится. Мои руки скользят на копье, и ветер усиливается, бросая волосы мне в лицо. Меня охватывает чувство беспомощности. Я недостаточно знаю об этом мире, чтобы справляться со своим дерьмом в одиночку по ночам. Что, если этот краб не был самым большим существом на этом пляже ночью? Что, если следующий не убежит?
И я не знаю, где Рух. Что, если я отправлюсь в горы и никогда его не найду?
Вне себя от разочарования, я отступаю обратно в безопасность своей пещеры и разжигаю костер. Наши запасы навозной крошки тоже быстро иссякают. Это еще одна вещь, которую надо тоже добыть.
Однако все это не имеет значения, если Рух не вернется. Я не смогу сделать это сама. Я не могу жить на этом пляже одна. Мне нужна моя пара. Горячие слезы текут из моих глаз, когда я лежу рядом с огнем и жду возвращения моей пары.
Когда я снова просыпаюсь, уже утро.
Руха нет.
Огонь полностью погас, и сколько бы я ни ворошила угли, он не оживает, что просто расстраивает. Это означает, что я должна создать его с нуля, и часть меня задается вопросом, зачем я вообще беспокоюсь. Рух не вернулся. Он бросил меня. Я уверена, что это не нарочно — он бы этого не сделал, — что означает только одно. С ним случилось что-то плохое, и он не может вернуться сам.
Тогда я должна пойти и найти его.
Я заплетаю волосы в косу и надеваю кожаную одежду. Я обматываю свои ботинки дополнительной кожей, укрепляя их, так как горы более холодные и каменистые, а снег может скрывать всевозможные опасности. Я дважды проверяю наконечник своего копья, чтобы убедиться, что оно острое, и беру свой бурдюк с водой и последний из наших сухих пайков. Я не вернусь, пока не найду Руха.
— Я иду, детка.
Однако в тот момент, когда я выхожу из пещеры, я останавливаюсь.
Два мертвых двисти аккуратно разложены на небольшом расстоянии.
Озадаченная, я подхожу к ним, но они определенно мертвы. На их шерсти ледяная корка, горло и животы перерезаны во время охоты. Я опускаюсь на колени рядом с одним, и с него капает кровь, чтобы мясо оставалось вкусным. Рух, должно быть, сделал это, и эта мысль наполняет меня облегчением. Двисти не спускаются на пляж. За несколько дней, прошедших с тех пор, как мы здесь, я время от времени видела одного на гребне, но они не спускаются ниже. Я думаю, это слишком тяжело для их ног.
Подняв глаза, я осматриваю пляж, но там нет никаких признаков моей пары.
— Рух?
Мой голос эхом отдается от скал. Нет ничего, кроме тишины.
Я поднимаюсь на ноги и иду по следам на песке, но они ведут обратно к скалам и исчезают. Он пошел обратно? Не разбудив меня? Не поговорив со мной? Я не понимаю.
Почему бы ему не прийти и не разбудить свою пару? Поцеловать меня на прощание, прежде чем снова убежать? Я полностью понимаю, если предстоит многое сделать, и он чувствует давление, требующее что-то делать. Может быть, он чувствует приближение бури и хочет сохранить побольше мяса. Он привык быть сам по себе. Он знает, что нужно сделать, чтобы выжить в этих суровых условиях.
Несмотря на это…Я чувствую себя немного покинутой.
Все это ново для меня, и я одинока. Вчера я была так напугана, что с ним что-то случилось, что не могла ясно мыслить. Мне пришлось погрузиться в работу по дому, иначе я бы сошла с ума от беспокойства.
Вместо этого он просто вышел на охоту… и я думаю, он не хочет, чтобы его беспокоила его пара.
Я прикусываю губу, волнуясь. Я слишком прилипчивая? Так вот почему он убежал в горы? Ему нужно отдохнуть от меня? Эта мысль режет, как нож, и это имеет смысл. Рух привык быть один. Конечно, он нашел бы мое постоянное присутствие немного раздражающим. Он, вероятно, уходит один, чтобы передохнуть, и мне нужно просто принять это.
Мы всегда вместе. Он моя пара, и нам просто нужно привыкнуть к тому, как действует другой. Когда он вернется домой, я постараюсь быть менее навязчивой и нуждающейся, и более независимой. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя подавленным.
Но мне все еще больно. О, конечно, отчасти это гормоны, но я думаю, когда я представляла, как мы будем жить вместе на пляже, у меня в голове была идея, что мы будем… вместе. Но, возможно, его идея была другой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Расстроенная, я хватаю первого двисти за ногу и начинаю тащить его обратно в пещеру. Нет времени хандрить. Я должна обработать это мясо и снять с него кожу, и некому это сделать, кроме меня. Оскорбленные чувства не дадут нам еды в это жестокое время года, так что я лучше перейду к делу.
Часть 5
РУХ
Когда я возвращаюсь в пещеру той ночью, меня снова навестили, и на этот раз — две снежные кошки. Я поцарапан, окровавлен, устал и ничего так не хочу, как обнять свою пару. Но этого меха недостаточно, чтобы согреть ее, и скоро наступит более холодная погода. Я не допущу, чтобы моя пара дрожала, когда я могу охотиться на мясо и снимать меха с животных, поэтому я должен продолжать выходить на улицу.
Я отбрасываю мертвые туши на безопасное расстояние от пещеры и расставляю их так, чтобы Хар-лоу знала, что это я. Даже при том, что я знаю, что это необходимая работа, я ненавижу быть в разлуке с ней. Я хотел бы скользнуть к ней под меха и вдыхать ее запах, прикасаться к ней, пока она не проснется и не потянется ко мне. Хотел бы я заснуть, обняв ее. Я желаю очень многого, но желания не согреют мою Хар-лоу. Разочарованно вздохнув, я поворачиваюсь и снова направляюсь обратно к холмам.
ХАРЛОУ
Рух снова был здесь.
Мне хочется кричать от разочарования, когда я вижу новые туши животных, выстроенные в ряд на небольшом расстоянии от пещеры. Я не могу поверить, что моя пара вернулся — снова — и ни хрена мне не сказал. Он даже не потрудился зайти в пещеру. Я выложила мелкий слой песка поперек входа, чтобы проверить, нет заходил ли он. Если бы он вошел — даже просто для того, чтобы посмотреть на меня, — на нем был бы виден след или два. Конечно же, песок остался нетронутым.
Я быстро перехожу от обиды к гневу. Я понимаю, что он привык быть сам по себе, но какого хрена? Я сказала что-то, что разозлило его? Или это просто ему нужно больше пространства? Как долго это будет продолжаться?
У меня нет ответов. Я даже не могу написать ему записку на песке. Мы едва можем разговаривать друг с другом, не говоря уже о том, чтобы общаться другими способами. У меня нет другого выбора, кроме как переждать это. Я даже не могу пойти и найти его сейчас, потому что мясо, которое он приносит, должно быть обработано. Я должна измельчить его, удалить все пригодные кусочки, нарезать соломкой, прокоптить или высушить мясо и очистить пригодные органы. Шкуры лежат свернутыми, и мне тоже нужно их почистить. В сутках не хватает часов, и прошлой ночью я работала до тех пор, пока не заснула у костра.
И теперь мне приходится делать это снова.
Измученная, я смотрю на туши. У ша-кхаи есть тайники в глубоких снегах, где они хранят свое мясо. Однако я не могу тащить это в горы, а яму здесь, на пляже, просто съедят крабы. К тому же яма не оставалась бы достаточно холодной. Все это должно быть приготовлено, обработано и… Я просто хочу плакать.
Устало вздохнув, я тащу их к пещере.
Конечно, возникает еще одна проблема. У меня кончается топливо для моего костра. Навозной крошки, которой так много в горах, здесь нет, и мне нечего сжигать. Все мясо пропадет впустую, если я что-нибудь не придумаю. Я осматриваю свою пещеру вокруг себя, ища что-нибудь, что можно было бы сжечь. Повсюду кровавое мясо на разных стадиях сушки. Там висят длинные цепочки кишок, а неподалеку на меня пялятся ободранные головы животных, ожидая, когда их мозги будут использованы для обработки шкур. Шесть месяцев назад вид этого заставил бы меня убежать, крича от ужаса. Однако выжившая я знаю, что все это полезно. Грязно, но полезно.