Александра Айви - Рождество у русла реки (ЛП)
Пума яростно зарычал от этой мысли.
— Твой пума хотел пометить меня.
Ее голос заставил его поднять голову, его глаза сузились, а его член снова пульсировал под молнией. Она стояла рядом с кроватью, с розовой, влажной киской и бюстгальтером ниже ее восхитительной груди. Боже всемогущий, он никогда не видел ничего настолько горячего.
Когти на правой руке вытянулись.
Он с трудом сглотнул.
— Да. Моя пума хочет тебя.
Ее глаза увлажнились.
— Но ты нет.
Она шутит? Она не видела, как его член приподнимает его молнию? Разве она не чувствовала его желание? Его не погашенное, отчаянное желание?
— Молли…
Она покачала головой, потом повернулась, чтобы схватить рубашку.
— Думаю, ты должен уйти, Гаррик.
Черт, он ненавидел, как она просто отгородилась.
— Не надо, Молли. Не сердись на меня. Я хочу тебя. Черт возьми! Я хочу тебя так сильно, что мне даже больно. Но…
Ее глаза, эти невероятные соболиные глаза поднялись и удержали его там, где он стоял.
— Но что?
Не было ничего, чего хотел бы Гаррик больше в тот момент, чем подлететь к ней, кинуть на матрас, развести ее ноги и похоронить себя в ней. Но он не заслуживал ее прикосновения, ее тепло или что еще более важно, ее сердце.
— Я не был рожден для спаривания, — сказал он, голос его был темным. — Другой мужчина. Я не тот, кого заслуживает женщина. Я не тот, кого ты заслуживаешь, Молли.
Она прижала рубашку к груди, но подняла подбородок.
— Разве не я это должна решать?
Он нахмурился.
— Я не могу разочаровать тебя.
— Есть только один способ, чтобы разочаровать меня, Гаррик, — сказала она. — И это то, что ты не принимаешь то, чего хочешь. Что предлагают тебе. Богиня, — выдохнула она. — То, что прямо перед тобой.
Она не знала о чем говорить. Она не могла. Понятия не имела, что внушала ему и что случилось. Он только больше навредит ей, оставаясь, принимая то, чего так отчаянно хотел.
— Прости, — произнес он.
Отвернувшись от тепла и доброты, нежности и голода, чем была Молли Кохель, Гаррик вышел за дверь.
6 Глава
Упрямый, несговорчивый…осел.
Холодный душ и полбутылки Джим Бим[1], спустя, Молли ходила по своей гостиной. Как посмел этот ублюдок, прийти в ее дом, разжечь огонь своими поцелуями, руками, его волшебным языком и нечестивыми словами, а потом уйти?
И как она могла быть настолько глупой, чтобы позволить ему сделать ей больно?
Снова.
Он был мастером бей и беги игр.
Было ли это какой-то его игрой? Чтобы удержать жалкую целительницу, так увлеченную им, что она осталась бы, чтобы заботиться о его матери? Это конечно сделало бы его жизнь легче, зная, что он может метаться по миру, в то время, как она оставалась бы на месте, держа его в постоянной осведомленности.
Ну, хватит.
Действительно, хватит.
Сделав еще один глоток крепкого спиртного напитка, она посмотрела в никуда, на мерцающие огни вокруг окна, когда раздался стук в дверь.
Молли нахмурилась, она была не настолько пьяна, чтобы не узнать знакомый запах.
Оставив бутылку на низком столике, Молли поспешила через комнату, чтобы открыть дверь, она осмотрела угловатое лицо Вирджинии. Цвет лица был хорошим, но это могло быть из-за свежего ночного воздуха и ей, кажется, не было больно.
— Вирджиния? — Молли покачала головой, пытаясь очистить мысли. Сказать, что она не привыкла пить, было бы сильным преуменьшением. — Что вы здесь делаете?
Выражение женщины было сурово. Она могла быть упрямой как ее сын…
Нет. Нет. Нет.
Она перестала думать о Гаррике.
Ублюдке.
Горячем и зверски сексуальном ублюдке.
— То, что должна была сделать много лет назад, — сказала женщина загадочным тоном. — Могу я войти?
— Конечно, — Молли мгновенно отошла, указывая женщине на кресло возле камина, на которое она могла сесть. — Присаживайтесь, — она подождала, пока Вирджиния примостилась на краю кожаного кресла, прежде чем прихватила одеяло и положила его ей на колени. Старшая женщина не была инвалидом, но была слаба и, не смотря на протесты, ей нравилось, как над ней трясутся. — Хотите горячего шоколада?
Небольшая улыбка коснулась губ Вирджинии.
— Ты такая хорошая девушка, Молли.
Боль пробежала сквозь сердце Молли.
— Хорошая девушка, — она невесело рассмеялась. — Да, это про меня.
Вирджиния нахмурилась.
— Что-то не так, с тем, что ты хорошая?
— Это скучно, предсказуемо. Безумно скучно, — сказала Молли, шагая к окну. В мыслях она могла представить, как Гаррик, наверное, думал о ней раньше. Скучная домоседка, которая уже в восемь в постели, и проводит свои дни, выпекая печенье. В то время, как он был окружен утонченными, красивыми женщинами, которые, несомненно, говорят на многих языках, танцуют танго и мужчины получают множество оргазмов лишь от их поцелуев. — Не хочу быть домашними тапочками. Хочу быть четырехдюймовыми шпильками.
— Из-за Гаррика, — пробормотала Вирджиния.
Видел ли он ее такой сегодня вечером? Спросила Молли. Голую, взывающую к нему, кончающую около его голодного рта? Она думала что да, но все равно он ушел.
— Не важно, — вздохнула Молли, обнимая себя. — Больше не важно.
Старшая женщина прочистила горло.
— Могу я кое-что рассказать о своем сыне?
Молли сгорбилась. А у меня есть выбор? Действительно ли я хочу знать больше об этом мужчине, которого не могу выбросить из головы? Или моего сердца?
— Гаррик просто молодец, в этом нет сомнений, — сказала Вирджиния. — Он один из лучших дипломатов Пантер.
Молли повернулась, пристально смотря на пожилую женщину.
— У него были хорошие гены.
Неожиданно Вирджиния поморщилась.
— Не такие уж и хорошие, когда дело доходит до важных вещей в жизни.
— Что вы имеете в виду?
Вирджиния коснулась простого серебряного колечка на пальце. Пантеры не обменивались традиционными обручальными кольцами, но, не делая это, пары часто делали соответствующие кольца, которые символизировали их союз.
— Перед смертью, отец Гаррика и я были довольно нетрадиционным видом пары. Мы оба любили свою работу и путешествовали по миру, а это значило, что мы мало времени проводили вместе. — Она улыбнулась, Молли пыталась скрыть смущение, не каждая пара счастлива живя отдельно. — О, иногда мы встречались где-то на выходные, но это было редко, и дома мы бывали не часто. В результате, Гаррик вырос воспитываемый различными родственниками и друзьями.
Молли спросила себя, чувствовала ли Вирджиния вину.
