Смерть меня не найдёт (СИ) - Ефимия Летова
Но в одной со мной камере?! Это уже подходит под разряд пыток.
— Вам осталось жить пять дней, лирта, — тихо закончил черноволосый. — Возможно, вы ненавидите страну, в которой родились и выросли. Возможно, вам безразлична судьба других людей. Но ваша собственная жизнь? Вы так молоды, лирта. Ваша жизнь, пусть даже в неволе, могла бы продлиться… дольше.
…господи всемогущий!
Красавчик-мент поворачивается ко мне спиной, тёмно-коричневый длинный плащ мягко шелестит складками. Не тот плащ, который с руками и застёгивается на пуговицы, а тот самый, старинный, накидка с плащом… епанча? Какулус? Крантер? Откуда-то из памяти всплывают эти странные названия, может быть со времен средней школы, когда я увлекалась кроссвордами? Одно ясно — менты так ходить не будут.
— Вы кто? — хрипло спрашиваю я его спину, такую ровную — хоть линейку прикладывай. — Вы кто вообще?
— Упырь в плаще, — мужчина хмыкнул и развернулся, а мне как-то не захотелось смеяться.
— Вы куда?!
— Я, моя дорогая лирта, домой. На сегодня моя служба закончена.
— А я?! — единственное, что я смогла выдавить из себя, хотя хотелось орать: «не имеете права», «в чём меня обвиняют», «меня подставили», «это всё кот», «позовите бабу Валю» и коронное «я ни чём не виновата». Внезапно уши заложило, как при высоком давлении — но через миг звуки вернулись.
— А у вас остаётся пять суток, начиная с сегодняшнего вечера. И если память вам по-прежнему отказывает, лирта, то напомню — казни в Магре происходят обычно на закате.
— А обход главврача когда?
— Что?
— Ничего… Не оставляйте меня, здесь грязно, здесь крысы бегают! — почти выкрикнула я. Какой смысл убеждать сумасшедших, что они сумасшедшие?
— А вы хотите, чтобы в Винзоре была ещё и уборщица?! — искренне удивился черноволосый. — До таких вершин наше с вами общение ещё не доходило…
Но что касается крысы, то — никаких проблем.
Крыса, мирно догрызавшая в уголке какой-то сухарик, настороженно подняла голову. Мужчина сделал шаг, каким-то нечеловечески быстрым движением наклонился и ухватил заверещавшего зверька за шкирку, поднёс к лицу, втянул носом воздух. Я вдруг отчётливо представила себе, как «упырь в плаще» демонстрирует отросшие клыки в кровожадной ухмылке и одним движением откусывает крысе голову, а потом тщательно, со вкусом пережёвывает — после чего я сразу признаюсь хоть в хранении наркоты, хоть в покушении на «короля», хоть в попытке хищения бабывалиной пенсии.
— Не надо! — пискнула я, а потенциальный упырь дёрнул рукой — и крыса безвольным меховым комком упала на пол, несколько раз дёрнулась и затихла. Голова у неё точно была на месте, но она явно была мертвее камня.
— Доброй ночи, да хранит вас Тирата, лирта, и да развяжет она ваш не в меру бойкий язык, — почти светски произнёс мужчина и всё-таки вышел, а я отползла от крысиного трупика, уселась прямо на омерзительно грязный холодный пол и завыла белугой.
Узник в соседней камере глухо, судорожно закашлялся. Выбирать между чумой и туберкулёзом мне ещё не приходилось, и я прямо на пятой точке поползла подальше от них от всех. Сначала ощутила спиной шершавые прутья, а потом, совершенно неожиданно, на плечо опустилась чья-то рука.
— Эй, лирта, хорош выть.
Я резко обернулась и за решётчатой стеной увидела женщину. Совершенно обычную женщину, лет сорока на вид, в длинной тёмной хламиде, с перепачканным в пыли лицом, не накрашенным, ещё далеко не старым, но очень усталым — вряд ли ей было больше сорока лет. Волосы, неожиданно густые и пышные, были удивительно чистого шоколадного оттенка, вероятно, крашеные, а то и вовсе парик.
— И так тошно, чего ты разоралась? В прошлые дни вроде поспокойнее была…
Я смотрю на неё, ощущая, как остатки здравомыслия, подобия здравомыслия, разбиваются вдребезги.
— В прошлые дни? А сколько я уже здесь?
Женщина тоже надрывно кашляет, но мне вдруг становится как-то всё равно. Раз жить осталось только «половину декады», плевать и на туберкулёз, и на чахотку… или это одно и то же?
— Сколько дней я здесь нахожусь?
— Да я откуда знаю, ты не очень-то разговорчивой была. Декады полторы… со мной что-то тянут, а ты уже здесь была. И каждый честной день на допросы, вот как.
— Сколько дней? — тупо повторяю я. То, что я здоровая, а они все сумасшедшие, понятно. Но нужно поговорить с аборигенкой этого дурдома, потому что у меня закралось смутное подозрение, что в этом их безумном восприятии реальности прослеживается какая-то система, какая-то общность. То есть они все сошли с ума в одну и ту же сторону, и странной кажусь им я, а друг для друга они уже нормальные. И это настораживает.
Коллективный психоз..?
— Да не считала я, — подозрительно присматриваясь ко мне, пожимает плечами женщина. — Говорю же, декады полторы, сколько дней, сколько дней, дней пятнадцать будет, может, меньше.
— Мужчина, который ко мне заходил, это кто?
— Черепица-то совсем отлетела? — теперь в голосе женщины сквозит жалость с лёгкими оттенками презрения.
— Что?
— С головой раздружилась?
— Возможно. Ответьте, пожалуйста, я ничего… не помню.
— Да следователь ейный, королевской фамилии. Лирт Лигран. Ну, это я слышала так. Ко мне-то попроще приходили, этот, как его, лирт Граен, просто винзорский следователь, у него разговор короткий, виновна