Восьмая жена Синей Бороды (СИ) - Дашковская Ариша

— А каким он оказался? — Катарина уселась поудобнее, настроившись слушать.

— Ну, он оказался человеком, — пожала плечами Энни. — У него было ровно две руки, две ноги и никаких рогов и хвоста.

— А подробнее? Он красив? Какого цвета у него глаза?

— Он не урод, — Энни задумалась. — Моложе Зубодера и даже моложе отца Франца. Руки у него изящные такие и пальцы длинные, и под ногтями грязи нет.

— Рассказчица ты конечно та еще, — разочарованно протянула Катарина. — Уж про его ногти я хотела бы узнать в последнюю очередь. Расскажи хоть, что вы с ним делали.

— Он напоил меня чаем и отвез домой.

— Он не рассердился на тебя за капусту?

— Думаю, нет. Во-первых, у него ее предостаточно, а во-вторых, я ее забыла у него на кухне.

Неизвестно, что еще спросила бы Катарина, если бы не внезапно появившаяся Ханна. Увидев на полу лужицы воды, она заворчала:

— Ведра вынесла, а полы вытирать старушка Ханна должна.

— Я вытирала их.

— Чем так вытирать, лучше не вытирать вообще.

Катарина хоть и жила в гостях у дядюшки неделю, но так и не привыкла к такому поведению прислуги. В их городском доме и кухарки, и горничные были безупречно вышколены. Мать без сожалений порола их за малейшую провинность и расставалась с ними, как только видела, что их ресурс исчерпан.

Продолжая брюзжать под нос, Ханна вытерла пол, но не ушла, как того ожидала Катарина, а распахнула дверь и встала возле нее, как часовой.

— Маленькой госпоже пора спать, — это адресовалось Катарине, но она сделала вид, что не услышала служанку.

Но настойчивости Ханне было не занимать.

— Завтра приедет ваша матушка, и она не обрадуется, узнав, что вы не соблюдаете ваш режим.

Катарина нехотя вышла из комнаты — ей еще нужно было столько всего узнать. Ханна убедилась, что Катарина скрылась за дверями своей спальни, и только потом отправилась в крошечную каморку у кухни, которую она делила с Жаном.

Если Катарина любила понежиться в кровати, то Энни, напротив, вскакивала, как только солнце касалось лучами ее щек и ресниц. Закутавшись в одеяло и переступая босыми ногами по холодному полу, Энни подошла к окну и чуть не задохнулась от возмущения. По дорожке к воротам, закатав штанины и закинув удочку на плечо, спешил Жан. За забором его поджидал Франц. Мальчишки перекинулись парой фраз и, зубоскаля, поспешили к реке. А ведь они еще позавчера договаривались, что пойдут на рыбалку вместе. Ух, она им этого не простит!

Позабыв о холоде, Энни скинула с плеч одеяло, на ходу сунула ноги в башмаки, натянула мятое платье и — поскакала вниз по лестнице.

Да они о ней даже не вспомнили! И никакого сожаления и бесконечной грусти на их рожах замечено не было.

И когда ей до свободы оставалась считанная пара шагов, путь ей преградила будто из-под земли выросшая фигура Ханны.

Спустись Энни минутой раньше или минутой позже, ей бы удалось улизнуть. Ханна поставила ведро с молоком на пол и встала в дверях, сложив руки на груди.

— Ханночка, милая, пропусти, пожалуйста, они же сейчас уйдут, — пропищала Энни.

— Помнится мне, вчера вечером батюшка запретил тебе покидать дом.

— Он погорячился. И уже забыл об этом.

— Нет.

Ханна была непреклонна и стояла как монолитная, бездушная глыба.

— Но Жан же ушел. А он тоже наказан.

— Жан вчера получил свое.

— Так накажи и меня. Отхлестай полотенцем. Только быстренько.

— Я бы с радостью, но господин такое не одобрит.

— Так нечестно.

Энни поняла, что спорить с Ханной бесполезно, топнула ногой и шмыгнула на кухню. Между тем Ханна, пройдя за ней, перелила молоко в кувшин, излишки вылила в кружку и с ломтем еще горячего хлеба протянула ее Энни.

— Ханна, — Энни отхлебнула молоко и слизала белые «усы» над губой, — скажи, а правда у герцога было шесть жен? И почему они умерли?

— А тебе пошто?

— Да так, интересно.

— Болели они. Так говорят.

Энни вспомнила дорогу к замку, которую нещадно размывает дождями в сезон дождей. Наверное, болели они как раз тогда, когда лекарь к ним не мог добраться. Но что-то герцог был не особо острого ума, раз шесть смертей не навели его на мысль обосноваться в другом месте. Хотя чего пререживать, если всегда можно взять новую жену.

— Значит, он их не убивал… И не хоронил под яблонями, — разочарованно протянула Энни.

— Да конечно нет! Я сама вот этими глазами видела жен его в гробах в церкви. Не всех, но последние четыре точно. И так они были прекрасны! Будто спали сладким сном. И вообще хватит болтать! Скоро тетушка твоя приедет, а мне нечего и к обеду подать. Гастон принес уток, — Энни покосилась на три окровавленные тушки в углу. — Хочешь послушать про герцога Уэйна, ощипай их, тогда и поговорим.

Энни еще раз покосилась в угол, собрала крошки со стола, отправила в рот, схватила самое спелое из корзины и смылась из кухни.

— То-то же, — хихикнула кухарка, — Ханна на всех управу найдет.

Энни слонялась из комнаты в комнату, изнывая от скуки. Отец таким образом наказывал ее впервые. И если бы на нее не давило бремя наказания, она бы заперлась в библиотеке и читала бы книги о дальних странах, дивных зверях и птицах и смелых воинах.

Но, чувствуя себя несчастной узницей, Энни страдала и мешала слугам, сбившимся с ног, чтобы успеть привести в порядок дом к приезду тетушки Маргарет.

Энни выглянула во двор. Подъездную дорожку мели метлами. Гастон собирал лошадиные лепешки и откидывал их подальше, чтобы запах не смутил гостей.

В доме две девушки, нанятые в помощь Хромоножке, сметали паутину по углам, выбивали гобелены и протирали пыль.

Сама Хромоножка, задрав тощий зад выше головы, с усердием терла ступени.

— Грета, а почему жены герцога Уэйна так часто умирали? — застыв у подножья лесьтницы и наблюдая за работой Греты, поинтересовалась Энни.

— Затрахивал он их до смерти, — выпалила Грета, не подумав. Одновременно думать и работать у нее не получалось.

— Что? — переспросила Энни.

— Упахивал он их работой, — поняв, что сморозила лишнее, выкрутилась служанка.

— А разве у него нет прислуги? — не поверила Энни.

— И прислугу упахивал.

Энни собиралась уточнить, как именно он это делал и зачем, но Грета, уже вываливающая язык от усталости, не была склонна к беседам.

— Вам бы, госпожа, — лучше подняться к себе в комнату и не путаться тут под ногами.

— Не хочу топтаться по чистому, — буркнула Энни и направилась к входной двери.

Грета то ли не знала о наказании Энни, то ли ей было наплевать, куда ушла девчонка — лишь бы отстала, но она не стала ее задерживать.

Энни же оббежала дом вокруг и припустила к конюшням. Никто ее не остановил. Никому не было до нее дела.

Оказавшись в загоне, она тихонечко позвала:

— Грачик! Грачик!

Ответом ей было негромкое ржание. Из денника выглянула черная лошадиная морда.

— Грачик, а я тебе яблочко принесла.

Энни достала из кармана наливное яблоко и поднесла жеребцу на открытой ладони. Конь осторожно, одними губами коснулся ее кожи, принимая подношение.

— Ну вот, молодец.

Грачик ответил сочным хрустом.

— А меня заперли дома, — пожаловалась она, — представляешь? Просто за то, что я гуляла по лесу. Это несправедливо, Грачик. Лучше б высекли. Тебя тоже сегодня не выводили гулять? Небось ноги уже затекли. А до тебя никому дела нет. Все ждут тетушку, будто она сама королева. Но мы с тобой сможем прогуляться.

Энни открыла дверь в денник.

— Ты же хочешь прогуляться?

Грачик хотел. Он стоял смирно и позволил себя взнуздать, но когда Энни собралась оседлывать его, забил нетерпеливо копытом, зафыркал.

— Ну ладно, Грачик. Не хочешь, не надо.

Энни повесила седло на место, отыскала взглядом небольшую грубо сколоченную из бревен скамейку и притащила ее в денник.

Грачик терпеливо ждал, пока маленькая хозяйка вскарабкается на его спину. Про Грачика говорили, что он злой и норовистый. Безбожно врали. Ну подумаешь, кого-то грызанул пару раз, кого-то лягнул в живот. И что? Ходят теперь к нему с опаской, ждут подвоха. Впрочем, Грачик всегда давал им новый повод посудачить о своем дурном нраве. Чтоб не расслаблялись. Но с хозяйкой он вел себя как самое чистокровное и благородное животное. Она доверяла ему, а он не мог не оправдать доверие. Ну а еще она часто забегала к нему и рассказывала что-то, попутно угощая яблоками, а яблоки Грачик очень любил.