Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Когда Принц-Сокол спускался с небес, чтобы вырвать возлюбленную Фредерику из лап Короля-Дракона, Евгения вдруг схватила меня за руку:

— Смотрите, у него за спиной блестит лонжа! Вон-вон! Видите?

В самом деле, над неподвижным крылом посверкивал, уходя в тёмную высь, за падуги, тонкий серебристый пунктир… В полумраке, на фоне клубящихся дымов и задника из мерцающей ткани, страховочный трос был едва различим, но разглядев, я уже не выпускала его из вида. Потом заметила второй, над другим крылом.

Принц достиг сцены, высвободился из крыльев, как из тяжёлой шубы, и Фредерика бросилась ему в объятья.

— О Сокол мой, — пела она, — летим скорее прочь! Неси меня сквозь день, неси меня сквозь ночь…

— А в каком, собственно, смысле, сокол? — игриво-скучающим тоном осведомился Дитмар. — Наш принц, случаем, не из оборотней?

— Сокол-оборотень? Вздор! — отозвался Аврелий. — Эти твари бегают по земле, а не парят под облаками.

— Ты забыл крыланов.

— Отнюдь, — Аврелий усмехнулся. — Не ты ли рассказывал, что они с трудом перелетают трёхметровый забор? Ни с соколом, ни с драконом твоим крыланам не сравниться. Если допустить, что так называемые драконы вообще были способны летать…

— А в самом деле, — оживилась Евгения. — Принц-Сокол, Король-Дракон. Целая стая оборотней! Сьер Ольрих занялся подрывной пропагандой.

Они с Дитмаром рассмеялись.

— Тебе стоит поделиться этой мыслью с милягой Дофлером, — предложил брат сестре. — Его писаки тут же поднимут режиссёра на перья. И директора Кропье заодно.

— И композитора Меллизона, и либретиста Арно-Голля, — проворчал Аврелий. — Полно вам. Это же классика.

— Возможно, во времена Меллизона, — Евгения подмигнула Дитмару, — популяция оборотней отличалась большим видовым разнообразием.

Аврелий заметил небрежно:

— Ещё скажи, что Меллизон был соколом, а Арно-Голль — драконом.

— Ты гений! — воскликнула Евгения.

— Нет-нет, — запротестовал Дитмар. — Драконом был Меллизон! Ибо он — по-настоящему крупная личность!

О Меллизоне писали, что к концу жизни он так растолстел, что перестал выходить из дома и сочинял музыку, сидя в кровати.

Теперь рассмеялись все трое, даже Аврелий.

Между тем, Принц-Сокол допел свою арию и унёс Фредерику в тёмную вышину. Бедная Фелиция! Висеть между небом и землёй, надеясь на крепость рук партнёра и два почти невидимых троса… Неудивительно, что она дрожала и не могла как следует отдаться роли.

Зал взревел. Пышка Диди Леко в небеса не улетала, а рука об руку с моложавым Принцем степенно восходила по громоздкой лестнице, которая затем уезжала вглубь сцены.

Пал занавес. Публика продолжала аплодировать, и через минуту Фелиция и Лукас Рагетти вышли на поклон.

— Думаю, у этой девочки всё будет хорошо, — заключила Евгения, поднимаясь. — А знаете что? Мне надоело.

Она по очереди оглядела мужчин.

— Поедем в "Золотого гусака"!

— Эжени, дорогая, — возразил Аврелий, — разве ты не хочешь узнать, какие ещё сюрпризы приготовил нам сьер Ольрих? Думаю, этот полёт только затравка, и в финале нас ждёт что-то по-настоящему ошеломительное.

— Сюрпризом здесь была только дамзель Киффер, — отрезала Евгения. — А о ней я своё мнение составила.

— Поддерживаю, — объявил Дитмар. — Остаток вечера можно провести и повеселее.

Аврелий вскинул руки, капитулируя.

Вот и всё. Сказка кончилась. Они уедут, я вернусь на своё место в бельэтаже и спокойно дослушаю оперу, что, несомненно, к лучшему…

— Верити, дорогая, вы идёте?

— Да, конечно, — на этот раз я успела подготовиться. — Спасибо вам за необыкновенную возможность. Было очень интересно увидеть сцену под необычным углом зрения…

— Только не говорите, что собираетесь остаться, — Евгения опять ловко ухватила меня под руку. — Нет, нет и нет. Вы едете с нами! Будет весело, поверьте!

— Простите мою сестру, Верити, — сказал Дитмар. — Она ужасно прямолинейна. Но признайтесь честно, вы уже видели эту оперу и сегодня здесь лишь затем, чтобы взглянуть на малышку Фелицию. Как и мы. Что ж, взглянули, послушали, оценили. Стоит ли терять целый вечер на весьма скучном, будем называть вещи своими именами, представлении?

Он не касался меня, но шёл рядом, почти вплотную. Запах его одеколона щекотал ноздри.

— Вы когда-нибудь были в "Золотом гусаке"? — спросил Аврелий.

Я покачала головой.

— Вот видите! А там, поверьте, стоит побывать.

Похоже, они считали дело решённым.

Я пыталась найти причины для отказа, но после встречи с этой троицей "Королева орхидей", Фелиция Киффер и все фокусы модного режиссёра Ольриха потеряли для меня привлекательность. Могу я раз в жизни провести вечер, как мне хочется?

2.3

Я думала, меня ожидает катание на "фантоме", но слуга подогнал к подъезду истинное чудо — "лунную карету". Отсветы театральных огней омывали её лаковый кузов; мягко поблёскивал тонкий серебряный декор, в чувствительных щупальцах под днищем мобиля бродило потустороннее голубоватое мерцание. В сверкающей ночи "карета" казалась кораблём лунян из бульварных фантастических романов.

"Кто станет покупать мажи-мобиль на одних флюидах за десять миллионов астр, если гибрид стоит шесть и не уступает ему ни в чём, кроме сущей малости? — вопрошала Мод Альвиони в "Высоком стиле" и сама же давала ответ: — Тот, кто не желает зависеть от капризов погоды, а экономии предпочитает шик и только шик".

Даже в мечтах, видя себя в кресле собственного мажи-мобиля, я воображала обычный солнечно-флюидный гибрид с фотонапылением. Газеты писали, что в ясный день напыление способно дать мобилю половину необходимой энергии, а значит, внутрь можно поставить магнетический кристалл послабее и подешевле.

Из-за напыления корпус солнечно-флюидного мобиля всегда сверкает зеркальным блеском. Владелец монофлюида волен выбирать цвет по собственному вкусу. Но вкусы богачей на удивление схожи. Я видела "лунную карету" всего несколько раз в жизни. И всегда она была бездонно, космически чёрной и всегда возмущала и восхищала своей вызывающей роскошью. Я и помыслить не могла, что однажды, опираясь на руку мажисьера, поднимусь по изящным хромированным ступенькам в салон, отделанный деревом и шёлком, сяду на мягкий диван, вдохну запах фиалок из фарфоровой вазочки и то ли полечу, то ли поплыву, глядя на ночной город из окна, кристально прозрачного изнутри и непроницаемо-тёмного снаружи.

Театральная улица и бульвар Грёз были полны гуляющих, нарядные толпы роились на площади Гектора Бальвиля и текли дальше к набережной Огней, над которой высилась башня Четырёх Светил, заливая всё вокруг разноцветным сиянием.

Евгения воскликнула:

— Взгляните на реку! Это чудесно!

— Как будто сумасшедший художник пролил краски, — усмехнулся Аврелий.

— Лес Кассид, — предположил Дитмар, — или ещё кто-то из этих пресловутых абстракционистов.

Он сидел на шофёрском месте, но совершенно не следил за дорогой, то и дело оборачивался в салон, балагурил, жестикулировал, пил крино, которое Аврелий достал из выдвижного бара и разлил по бокалам. Я притворилась, что пью вместе со всеми, но сама только смочила губы.

За окном плыли шумные улицы Песочного квартала с неоновыми вывесками многочисленных кофеин, рестораций, кабаре и синематографических театров. Ночной Каше-Абри кипел и бурлил, а я, как всегда, проезжала мимо… Дитмар отпустил какую-то шутку. От моментального укола зависти к его беспечному виду и к яркому сумасбродному миру снаружи я не удержалась и спросила:

— Простите, но как вы управляете мобилем без чувствительной петли?

Все трое засмеялись.

Евгения тут же замахала руками:

— Хватит, хватит! Верити, дорогая, прошу, не обижайтесь!

— Меня часто об этом спрашивают, — Дитмар вытянул откуда-то из-под приборной панели тонкий чёрный шнур с петлёй на конце и надел на запястье. — Так вам спокойнее? На самом деле мне не нужна физическая связь с мобилем, чтобы подавать команды и считывать данные приборов. Мы с кристаллом обмениваемся флюидами напрямую.