Закрученный (ЛП) - Шоуолтер Джена

— Твои ничем непримечательные приступы тревоги подвергают Эйдена и Викторию серьезной опасности.

Наконец, беспокойство. Проявили толику запоздалого интереса. Они уже были в опасности.

— Я просто… Мне нужно….

— Калеб! Ты тоже подвергаешь всех нас опасности. Пожалуйста, успокойся.

— Жажда, — сказал Эйден.

Его осипший голос вернул ее к ненавистной реальности.

Янтарь угасал в его глазах, красный главенствовал. Он проигрывал этот бой… Атаки не избежать. Он не сводил глаз с все еще кровоточащей ранки на ее шее. Он облизнул губы и прикрыл глаза, наслаждаясь сохранившимся вкусом.

«Идеальный момент для удара, — подумала она на уровне инстинктов. — Ее противник отвлекся».

— Вкус, — пробормотала она бессвязно.

— Виктория. Ты любишь его. Ты боролась, чтобы спасти его. Не подрывай свои же усилия из-за голода, который ты можешь контролировать. — Голос разума в ее круговороте мыслей. Конечно, Элайдже, как медиуму, точно известно, что нужно сказать, чтобы связаться с ней. — Все в порядке? Хорошо? Я не могу иметь дело и с тобой, и с Калебом прямо сейчас из-за головокружения. Один из вас должен вести себя как взрослый. И поскольку тебе восемьдесят с лишним лет, я выбираю тебя.

Эйден раскрыл веки. Блеснуло ярко-красным, ни намека на человечность.

«Да, контролируй себя», — она могла и должна была.

— Эйден, пожалуйста.

«Да, спаси его», — она тоже попытается это сделать. Он значил для нее все.

— Я знаю, ты меня слышишь. И я знаю, что ты не хочешь причинить мне боль.

Повисла тяжелая, напряженная пауза. И вдруг, чудесным образом, на дне тех любимых глаз мелькнула янтарная вспышка.

— Не могу причинять боль… — сказал он.

— И не хочу это делать.

Слезы облегчения полились из ее глаз и потекли по щекам.

— Отпусти мои руки, Эйден. Пожалуйста.

Еще одна пауза, которая длилась целую вечность. Медленно, медленно он разжал пальцы и убрал руки с ее запястий.

Он выпрямился, его колени прижимались к ее бедрам.

— Виктория… мне так жаль. Твоя бедная, красивая шея.

Два голоса смешались, один его, другой зверя. Кружево из сочувствия и дыма обволакивало ее.

Она мягко улыбнулась.

— Тебе не за что извиняться. Я это сделала с тобой.

— Мне… нужно… ты должна… — у Калеба сбилось дыхание — внезапно у Виктории тоже. — Что-то происходит… Я не могу…

— Послушай меня внимательно, Калеб, — набросился Элайджа. — Мы пока не можем вернуться к Эйдену. Нас убьют.

— Убьют? — воскликнул Калеб. — Я так и знал, что мы умрем.

— Как это понимать «убьют»? — проворчал Джулиан.

— Я хочу сказать, мы будем в порядке, если вы двое перестанете продолжать в том же духе. Ваша паника может выкинуть нас из Виктории, а мы не должны оставлять Викторию. Еще не пришло время. Так что возьмите себя в руки, как я и велел. Вы меня слышите? Мы можем вернуться к Эйдену позже. Сразу как… Итак, Калеб, Джулиан, вы слушаете…

Его речь резко оборвалась. Калеб вскрикнул, за ним Джулиан, звуки смешались с внезапным стоном отчаяния Элайджи. Нет, они не слушали.

Очевидно, она тоже. Виктория закричала следующей. От этого звука у нее лопались барабанные перепонки. Громко, громко, так громко. Боль, боль, нестерпимая боль. Потом ей стало все равно. Боль ушла, а крик перешел в мурлыканье.

Каким-то образом, абсолютная сила зародилась внутри и стала переполнять ее. Стала ее частью. Хорошо, как же хорошо.

За десятилетия своей жизни она осушила несколько ведьм. Это не есть хорошо для вампиров. Ведьмы для них наркотик. Попробовав однажды, уже не сможешь подумать о чем-то другом. Она прекрасно это знала. Хотя прошли годы с тех пор, как она отведала пьянящей крови, жажда иной раз одолевала ее, и вот она бежит по лесу в мучительных поисках ведьмы. Любой ведьмы. И это была причина номер один, почему ведьмы и вампиры обычно избегали друг друга.

О, этот внезапный прилив сил… пьянящий, как кровь ведьмы, наполненный теплом и светом, но холодный, как метель. Головокружительный, подавляющий, все или нечего. Она плавала в облаках, уносимая прочь от пещеры. Она дремала на пляже, вода плескалась у ее ног. Она танцевала под дождем беззаботная, как ребенок, которым ей не давали быть.

Такая прекрасная вечность ждала ее здесь. Никогда бы не покинула.

Ей показалось, что она слышит всхлипы душ, почти детский плач. Разве они не испытывают того же?

Эйфорию прервал рев. Его тонкие, но удивительно сильные щупальца оплели ее и потянули за собой. С хмурым видом она упиралась до последнего. Я остаюсь!

Вторая волна рева накрыла ее. Теперь он звучал громче и более угрожающе. По всему телу проступил холодный липкий пот…

В одно мгновение она вернулась в настоящее. О спокойствии можно забыть. Нет. Нет, нет, нет.

О, да. Души больше не переговаривались между собой, не кричали, не плакали, ничего такого. И со спокойствием ушло ощущение силы.

Более того, Чомперс вернулся, и он не позволит ей навредить Эйдену.

Раньше, при каждом возвращении зверя, она осознавала его присутствие столь же остро, как удар копьем. И больше ничего. Затем он снова ее бросал.

Потом возвращался. Бесконечный круговорот, пока они с Эйденом пили без конца кровь друг друга. Но это… это было что-то другое. Что-то сильнее. Возможно, прилив энергии. Или же это последний переход?

Голод Чомперса смешался с ее собственным, такой знакомый и крайне нежелательный, потому что он не разрешит его утолить. Никогда не позволит в присутствии Эйдена.

Виктория открыла глаза и ахнула. Она никогда не выходила из пещеры, на то были свои причины. Приняв стойку, она вытянула руки. Золотое сияние исходило от кончиков ее пальцев. Но оно быстро потускнело. Эйден лежал у дальней стены. Он был без сознания, возможно даже…

— Нет!

Камни впивались в ее босые ноги, когда она бросилась к нему. Уже сидя на корточках, она пыталась нащупать пульс.

— Нет, нет, нет.

Пожалуйста, пожалуйста. Есть! Частый и слабый, но все же есть. Он жив.

Чувство облегчения сразу сменилось раскаянием. Что она с ним сделала? Укусила? Опустошила его? Нет, не могла. Чомперс не допустил бы этого, так ведь?

— О, Эйден. — Она убрала волосы с его лба. Ни синяков на лице, ни следов укуса на шее. — Что с тобой?

До ее ушей донесся какой-то странный звук. Нахмурившись, она наклонилась. Он… напевал? Сбросив с себя наваждение, она снова прислушалась. Нет, ей не показалось.

А если он напевает, то не чувствует боли. Правда? Скорее всего он испытывает в некотором роде эйфорию. Возможно, это те же ощущения, в которые она окунулась с головой. Правда?

Пожалуйста, пускай будет так.

Она посмотрела на него внимательно. Черты лица расслаблены, губы приоткрыты. Вид у него был мальчишески невинный, почти ангельский. Значит, он испытывает эйфорию.

Расслабившись, она провела кончиком пальца по его волосам. Он был таким необыкновенным с его выкрашенными в черный цвет волосами и двухдюймовыми светлыми корнями. Брови идеально изогнуты над идеально приподнятыми глазами. Нос с горбинкой. Нежные губы и волевой подбородок. Он идеален во всем.

Ни одна девушка не устанет смотреть на такое лицо. Может быть, секрет кроется в ранее упущенных деталях. В этот раз она обратила внимание на густой веер его ресниц, золотистый шоколад в дымке пещеры.

— Проснись, Эйден. Пожалуйста.

В ответ ничего.

Возможно, как и она, он не хотел уходить из этого состояния. Что ж, очень жаль. Им нужно поговорить.

— Эйден. Эйден, проснись.

Снова ничего. Хотя, нет. Он нахмурился и лицо помрачнело.

Сердце в ее груди бешено колотилось. Что, если он не плывет по течению и не испытывает чувства легкости? Что, если он увяз? Или того хуже, подвержен мучениям? Та гримаса…

Он выдохнул — раз, другой. Дыхание неглубокое, с хрипотцой.

Ей знаком этот звук — каждый раз, когда она отнимала у человека слишком много крови, можно было услышать хрип.