Черничное мороженое (СИ) - Тоцка Тала

— Ускоряться! — решительно проговорил Ангел. — Давай ты толкай, а я буду тянуть.

…Анатолий не верил своим глазам. Тяжеленная груженая махина будто приподнялась в воздухе и понеслась над землей, не очень высоко, ровно настолько, чтобы можно было перелететь едущие впереди машины и встречные виадуки.

Бес толкал изо всех сил, на лбу вздулись крупные вены, пот тек градом. Он прекрасно понимал, что светит им обоим за такое вопиющее нарушение порядка. Люди не должны видеть чудеса, это строго запрещалось сводом законов, и если Ангелу грозил максимум выговор, то его самого наверняка ждало изгнание. Но стоило вспомнить маленькую осиротевшую девочку, плачущую в уголке неприкаянную душу и подъезжавшего к городу переполненного надеждами Шевелева, он упорно упирался в фуру всеми четырьмя конечностями.

«Ты слишком самонадеян», — прозвучало внезапно даже не в ухе, где-то внутри головы.

«Я виноват перед всеми ними, я хочу исправить свою вину!» — подумал в ответ Бес.

«Ты так мечтал вернуться и теперь можешь все потерять».

«Я хочу, чтобы они все были счастливы!»

«Не слишком ли высока цена? Ведь они даже не узнают, какой ценой им далось это счастье, никто и спасибо тебе не скажет!»

«Пусть. Мне не нужна благодарность».

«Хорошо. Тогда просто попроси…»

Бес поднял голову к небу и мысленно взмолился: «Помоги!..»

— Что они делают!

— Так нельзя!

— Это против правил!

Вся Канцелярия шумно обсуждала несущуюся по воздуху машину, обступив монитор, поэтому никто не заметил, как в чертог ступил Он. Прошел неслышно и остановился за спинами спорящих.

— Людям не нужны чудеса, это их только портит! — громко сказал один из архангелов.

— Людям нужны чудеса, которые творят они сами, собственными руками, — послышался негромкий голос, и все обернулись. На мониторе появилось крупным планом лицо Беса со стекающими каплями пота.

«Помоги!...» — сказал он беззвучно, но все поняли.

— Дайте пройти.

Окружающие молча расступились, пропуская Его к монитору.

— Хорошо. Я помогу тебе, — сказал Он и нажал на «Паузу».

И мир замер. Вокруг воцарилась тишина, застыли в полете птицы, уснули люди едущие в машинах, сидящие в офисах, идущие по тротуарах. Остановился ветер и больше не гнал по небу облака. Солнце померкло, и мир медленно погрузился во тьму. Спал Шевелев в припаркованной на обочине машине, спали Аня с Олегом, стоящие в обнимку в кабинете, спал ответственный Анатолий, вцепившись руками в руль. А по черному небу неслась громадиной большая фура, которую впереди тащил без устали машущий крыльями Ангел, а сзади поддерживал и толкал Бес.

— Они на месте, можете врубать, — сказал ангел-хранитель Анатолия, — моему подопечному надо еще чернику успеть выгрузить.

Мир вспыхнул яркими красками, солнце засияло в небе, ветер погнал белые кудрявые облака, машины потекли привычным потоком. Люди спешили по своим делам, и только Анатолий крепко спал в машине, а под кабиной, привалившись  к колесу, в обнимку спали Бес и Ангел.

Он подошел к кабине, улыбнулся и взмахом руки приподнял спящих над землей, перенес под ближайшее дерево и с величайшей предосторожностью опустил на землю.

— Пусть отдыхают, — сказал себе под нос и так же осторожно прикоснулся к плечу Анатолия.

— Что? Где? Я что, спал? — вскинулся тот и начал испуганно озираться. Крикнул прохожему: — Эй, мужик! Что это за город?

— Н…ск, — ответил тот.

— Вот это я домчал! — восхитился Анатолий и принялся набирать Олега.

В эту минуту Илья Шевелев въехал в город.

Глава 8

Ноги сами принесли его в городской парк. Илья не знал, зачем, просто шел и не сопротивлялся. Он снял номер в гостинице, быстро принял душ, переоделся, а там и опомниться не успел, как обнаружил себя сидящим на скамейке у новенького павильончика, бойко торгующего мороженым. Черничным, его любимым.

Когда он увидел павильон с надписью «Черничное мороженое», стоящий на месте старого киоска, сердце бешено забилось. Вдруг почудилось, что стоит только подойти ближе, и все вернется. Он увидит за прилавком Софию, такую юную и нежную, улыбающуюся ему и по-прежнему любящую. Дышать стало тяжело, Илья подошел к павильону, и ноги отказались его держать  — незнакомая рыжая девчонка выдавала очередному покупателю его порцию. Чуда не случилось, Шевелев подошел к ближайшей скамейке и упал на нее, вытянув ноги.

 — Извините, пожалуйста, а у вас не найдется монетка? Мне нужно пятьдесят копеек,  — раздался звонкий голосок, и Илья поднял голову.

Перед ним стояла светловолосая девочка  — маленькая, лет пять, не больше. Большие серые глаза смотрели доверчиво и открыто. Илья вглядывался в лицо девочки и не мог понять, почему вдруг засосало под ложечкой, неясная тревога поднялась изнутри, а вместе с ней и глухое раздражение.

 — Тебя папа с мамой не учили, что попрошайничать нехорошо?  — строго спросил он, тщетно пытаясь его подавить.

 — Мама не учит меня плохому,  — мотнула головой девочка, отошла, а потом обернулась, взметнув пышное облачко светлых волос.  — И мой папа хороший.

 — Почему ты тогда здесь сама ходишь?  — крикнул вдогонку Илья, сам себе удивляясь.

Ну какое ему дело до маленькой попрошайки? Да может, папа с мамой ее этому и учат, вон сколько таких развелось. Шевелев никогда не давал детям деньги, предлагал что-то купить из еды, и мелкие попрошайки всегда разочарованно крутили носом. Девочка тем временем, будто в подтверждение его мыслей, направилась к соседней скамейке, где сидела пожилая пара.

Женщина что-то спросила, девочка ответила и обернулась к Илье. Ему стало жутко интересно, о чем они говорили, и он тут же себя отругал. Женщина достала кошелек и протянула девочке монетку, та радостно кивнула и побежала к павильону.

Шевелев почувствовал укол совести  — а ведь ребенок просто хотел мороженого, может быть, ей в самом деле не хватало денег, с чего он так взъелся? Можно было расспросить…

 — На, возьми!  — перед ним возник рожок, доверху наполненный мороженым, который держали не очень чистые детские пальчики.

 — Зачем?  — не понял Илья. Он поднял голову, серые глаза теперь смотрели очень серьезно.

 — Тебе плохо. Если ты съешь мороженое, тебе станет лучше,  — объяснила девочка,  — я его больше всего на свете люблю. После мамы. И после папы,  — подумав, добавила она.

Кровь бросилась в лицо Илье, он потрясенно рассматривал девочку.

 — Так зачем ты мне мороженое отдаешь, если сама его любишь?

 — У меня на два не хватило денег,  — снова объяснила девочка,  — а тебе нужнее. Ты же любишь черничное мороженое?

Душная волна стыда затопила с головой, никогда еще Шевелеву не было так стыдно.

 — Очень люблю,  — прохрипел он, беря из маленьких пальчиков десерт. Девочка кивнула и пошла по аллее, Илья тупо смотрел ей вслед.

 — Даже «спасибо» ребенку не скажешь?  — сердито спросил Бес, выходя из-за дерева. Он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим, хоть все до единой мышцы ломило, будто по ним проехались катком.

Илья метнул растерянный взгляд на Беса, вскочил и побежал за девочкой.

 — Постой, погоди… Девочка!

Она остановилась и обернулась в ожидании. Илья подлетел и присел рядом на корточки.

 — Я тебя не поблагодарил. И не извинился. Извини. И спасибо. Я правда, очень-очень люблю черничное мороженое.

 — Как мой папа?  — засмеялась девочка.

 — Твой папа тоже его любит?

 — Да, мне мама рассказывала.

Теперь он почувствовал укол в самое сердце. Да что вообще происходит? Почему глядя на этого ребенка, внутри у него все переворачивается?

 — Тебя как зовут?

 — Ева. А тебя?

 — А меня Илья. Почему ты сама гуляешь по парку, Ева?

 — Я не сама, я с Викой. Мы пришли гулять, она встретила подружку, это надолго, а я пришла сюда.

 — Будешь мороженое?  — спросил Илья. Ева кивнула, светлое облачко волос колыхнулось, а для него будто время остановилось.