Елена Саринова - Евсения. Лесными тропками
- А-а. Понятно...
Послания эти, "душевные", да ответы на них, носиться стали между весью Купавной и столичным Куполградом лет пять тому назад. И если поначалу вызывали у меня недоумение, как у неизменного их писца (батюшка Угост снисходить от своих рун до общего алфавита категорически отказывался), то со временем я привыкла. И даже втянулась в процесс, позволяя себе одиночные высказывания, хотя давно уже поняла для себя главное - здесь вопрос глубоко принципиальный. И тот, кто плюнет на это дело первым, тот и "проиграл". А позволить себе такое наш волхв никак не мог, потому что адресатом его был ни кто иной, как самый настоящий идейный супротивник - столичный католический чин...
- Значит, скреби так... С обращения начала?
- Ага. Все, как заведено: Ваше Преосвященство, - торжественно доложила я, уже предвкушая дальнейший текст.
Батюшка же Угост, распрямил напротив меня, сидящей сейчас за столом, свою худую спину, и снова качнулся с места, продолжив отмерять шагами всю длину комнаты. Иногда, в такие моменты, он неосознанно начинал хватать пятерней воздух в том месте, где когда-то еще была жидкая борода, увы, погибшая в неравной схватке с жертвенным Сварожьим[10] костром. Не везло батюшке Угосту на бороды - палил он их с наводящим на раздумья постоянством, а потом и вовсе чихнул на этот "волховецкий атрибут", обнажив на всеобщее обозрение свой длинный нервный рот с тонкими губами.
- Евсения, ты чего в меня вперилась? Глянь там, какая ближайшая... оказия.
Я тут же кинулась исполнять, выудив из стопки других бумаг плотный лист с "Церковным католическим календарем на 2632 год от начала мира", купленный лично мной же в Букоши лишь для этой цели. - Ближайший... - бегло заводила пальцем поперек убористого текста. - Одиннадцатого июня - День Святого Варнавы.
- Ну, так... - на долечку задумался старец. - Скреби своим пером: поздравляю с именинами того самого. И желаю соответствовать собственному кумиру[11], - ехидно хмыкнул волхв. - "Кумиру" не скреби... Он чем ославился то?
- Варнава?.. - вернулась я к буковкам. - Тем, что распродал все свое несметное имущество, и деньги за него общине благословил.
- Вот как?.. Скреби: желаю следовать его путем всему вашему Синоду[12].
- Батюшка Угост, а не обидится Его Прео...
- Еще чего! А как мне на Солнцеворот[13] папоротник с коноплей пожелать не перепутать? - гневно вскинул он на меня свои брови. - Так и скреби!
Нет, это Его Преосвященство, лишку, конечно, хватил. Мало того, что наш уважаемый волхв в травах лучше Адоны разбирается (я, как "ни рыба, ни мясо", не в счет), так у него в ту ночь и других важных дел хватает, чтоб папоротник на карачках караулить. Да он вообще в принципе, не цветет (у него, у папоротника, тоже свои принципы).
- Евсения!
- Ага. Уже дописываю... все-му Си-но-ду, - хотя, правду сказать, его тоже понять можно. Это я церковный календарь прикупила и все дела. А он там, в своей столице, какими источниками информации пользуется? Кто его в нашем весевом годичном цикле просвящает? Гадалка на потрохах?.. - Еще что-нибудь желаете добавить?
- Желалось бы многого, - снова черпнул воздух рукой старец. - Только к Троице те пожелания приберегу. К их Троице. Понеже у нас и своя имеется. Ибо в истинной вере, взращённой древними славянскими родами гораздо ранее всех иных пантеонов, главным богом был и будет Триглав, единый в трех ликах - бога Перуна, бога Сварога и бога Святовита, - произнес он с большим воодушевлением и, вдруг, замолчал, уставясь исподлобья на высунувшуюся из-за занавески Адону. - Да что я вам вещаю?.. Заканчивай, чадо. Дел елико. И... сама в Букошь на почту его снеси.
- А когда? - растерянно распахнула я рот, провожая волхва взглядом до двери.
- Сегодня ж. Або запоздаем... с поздравлениями.
- Або запоздаем с поздравлениями, - скорчила я выразительную гримасу в ответ на удивление в глазах моей застывшей няньки. - А я уж думала, что, покуда он на озере, мне, как обычно, наружу из леса ни ногой... Ой, да все ясно, Адона - куплю там все, на что укажешь. Только... с кренделями-то как?..
Весь Купавная, доверчиво приткнувшаяся к основанию Рудных гор, опоясавших Ладмению с трех ее сторон, аналогично же ей, тоже с трех сторон была надежно охраняема. С востока - выше обозначенными горами. С северной стороны, через заливные луга - могучим Вилюем, берущим начало в поднебесных вершинах. А с запада - речкой Козочкой, скачущей по порожкам от самого своего "отца" и вплоть до нашего озера. Ее и на карте то нет, как и нашей веси - не велика для обеих честь. Зато есть там Букошь. По крайней мере, на той, что висит в пол стены на почте этого молодого, но, бурно живущего поселения. Хотя, еще совсем недавно было оно полуживой деревней в десяток домов и одну чахлую часовенку. Однако, после того как шесть лет назад на одном из изгибов Козочки весенними ливнями вымыло камни палатума[14], жизнь в Букоши круто изменилась. Точнее, деревни совсем не стало - сначала, часовенки, которую снесли из-за стратегического с точки зрения рудокопов нахождения, а уж потом и жилых домов, выкупленных у прежних своих хозяев новым. Приехал он из Бадука, где жил последние несколько лет, однако, говорили о нем многое и не всегда лестно. Да у нас вообще любят поговорить. Особенно про тех, кто врывается в привычную жизненную неспешность и ломает ее своими грандиозными планами. Звали этого "баламута" нашей сонной округи Ольбег. И по мне, так был он, хоть и на вид не совсем молодым и совсем уж неприятным, да счастливчиком редкостным. И не оттого, что являлся единоличным хозяином прибыльного местного прииска. А совсем по другой причине, думать о которой мне было нерадостно, так как именовалась она Любоней, без трех месяцев госпожой - хозяйкой новой Букоши.
Вот всего-то шесть миль, по укатанной дороге через злаковые поля да новый дощатый мост, а какая огромная разница...
- Э-эх, до заката бы обернуться... А-а-а-а!!! - подхватив выходную юбку, понеслась я со всех ног по склону с холма, глотая все сочные травяные запахи. А потом, вдруг, вспомнила о своей новой красивой прическе - толстой косе, обхватившей короной всю голову... И перешла уже на широкий размеренный шаг.
Еще в глубоком детстве, в редкие те случаи, когда приходилось мне выходить под высокое небо со своих тенистых лесных тропок, странное чувство всегда охватывало в первый момент. И будто даже к земле оно прибивало. Наверное, так ощущает себя птичка, которую выпускают из тесной клетки на простор. Ей и хочется на свободу и страшно, потому как нет там привычных углов, в которые можно забиться. Глупая птичка. Ведь, какой бы ни был угол, а рука хозяйская все одно до него дотянется. Вот и я так же... Хотя, сейчас, я уже не боюсь просторов. Просто ощущаю всем своим дриадским нутром, что не мои они, эти... как их там...равнины среброколышащиеся. Их, наверное, ветер любит. Оттого и лобызает. Да что ж я все с кентаврами то?..
