Дарья Кузнецова - Симбиоз
Наверное, глупо было соглашаться, но уж очень заманчиво было вновь полюбоваться красотами ночного города, только на этот раз — добавив штрих, которого в прошлый раз недоставало.
Ещё глупее было верить Суру на слово, но я почему‑то верила.
А самым глупым было то, что от этого обещания стало очень обидно и захотелось, чтобы мужчина его нарушил. Ну так, слегка. Приставать всерьёз не обязательно, но… я в глубине души была совсем не против оказаться в его объятьях. Да и целовался он так, что дух захватывало. А какая‑то часть меня не возражала и против чего‑то большего.
И хотелось бы свалить подобные мысли на постороннее воздействие и мазура, да только я прекрасно понимала: мысли и желания эти исключительно мои. Не буду отрицать очевидное, Сур нравился мне как мужчина, причём как бы не с перелёта, на том самом химическом, подсознательном уровне. Даже после всей этой истории с подселением симбионта. Да и обида моя отчасти была не обидой, а пресловутым страхом перед неизвестностью, в которое меня вдруг окунули целиком как кутёнка.
И вообще, говорят, всё, что ни делается, к лучшему, даже если поначалу это кажется сомнительным. В конце концов, я и сама подумывала о переменах и о необходимости как‑то расширить собственный круг общения. Вот и расширила! Причём настолько, что аж дух захватывает.
Найти бы ещё своё место в этом мире, но для этого надо хоть немного с ним познакомиться. Наверное, с этого и стоит начать завтра, раз уж я обрела связь с местной информационной сетью. Но — завтра, а сегодня можно немного отвлечься и не думать о плохом.
Транспортный летун обнаружился неподалёку; на нём, видимо, Сур сюда и добрался. Обещание «не прикасаться» мужчина выполнял дотошно, даже не подал мне руку. И я всё никак не могла понять, забавляет меня этот педантизм или раздражает. Впрочем, именно сейчас меня держали и без помощи Сургута. Во всяком случае, симбионт утверждал именно это, а не верить ему было сложно: убьёмся‑то мы в случае чего вместе. Но стоять мне всё равно было страшновато, поэтому я аккуратно присела на своём месте и осматривалась уже из такого положения. Сур не возражал.
В этот раз я могла наблюдать светящиеся колонны зданий вблизи. По мере приближения к краю облака вокруг светлело, но переход всё равно оказался внезапным. Только что вокруг была туманная пелена — и вдруг нас окружили парящие в небе сталактиты. Вблизи оказалось, что светится не вся поверхность целиком, а маленькие огоньки, прихотливо рассыпанные по поверхности. Они складывались в затейливую многоцветную вязь и манили вглядеться, вчитаться. Казалось, они знали ответ на все вопросы и разгадки всех тайн Веленной.
На фоне этой красоты скользили в воздушных потоках другие скаты — амфибии (они назывались «петами») с пассажирами на спинах; порой стремительно проносились узкие длинные тёмные торпеды, ездоки на которых сидели верхом и, кажется, в одиночестве.
Мы спускались по расширяющейся пологой спирали, покидая город. Не знаю, как летуны общались между собой и избегали столкновений. На первый взгляд перемещение казалось хаотическим, не было установленных горизонтальных ярусов и прямых линий движения, как в воздушном пространстве человеческих городов. Позавчера днём я не обратила на это внимания, а теперь радовалась собственной осторожности. Не думаю, что с первого раза сумела бы освоить тонкости управления, а скорости здесь были достаточно высокими. Симбионт, конечно, защитит, но слабо верилось, что от всего на свете.
Спустившись ниже города, мы полетели прямо, явно ускоряясь. Движение ощущалось, было заметно по проносящимся над головой огням, но ветер не норовил сдёрнуть нас со спины животного. Я не задавала вопросов, куда именно мы летим, Сур стоял рядом и тоже молчал. И было мне очень хорошо, легко и спокойно.
Подобное умиротворение в какой‑то момент показалось подозрительным, и я обратилась с вопросами к мазуру. Тот отреагировал не сразу, был вялым и как будто сонным, да ещё долго не понимал, чего я от него хочу. А когда понял, искренне обиделся и даже возмутился. Мол, против Сура он ничего не имеет, но с точки зрения мазура вторжение в чужую личность и воздействие на разум вообще чуть ли не самое страшное преступление, особенно — если это разум собственного симбионта. И идти на подобное просто ради ровных отношений с посторонним типом — вообще совсем не по — мазурски. Вот если бы я сама попросила, тогда другое дело. Ну, или была настолько не в себе, что на его вопросы не реагировала бы и угрожала своей собственной жизни, тогда ещё можно было сделать исключение. А вот так… как я вообще могла предположить подобное!
На вопрос, а как это вообще связано с его «подселением» и симбиозом, резонно возразил, что личность мою он и не трогал. А как меня вчера Сур «успокаивал» — это уже к нему вопросы и к его «сожителю». Наверное, как‑то договорился. Или ситуация действительно была настолько критической, что это было полностью оправдано.
В итоге пришлось извиняться, ссылаясь на собственную безграмотность, и обещать больше не выдвигать необоснованных подозрений.
Но, кажется, это существо мне нравится чем дальше, тем сильнее.
Глава восьмая
в которой становится понятно, что слово «налаживаться»
всё‑таки происходит от слова «лажа»
Обе местных луны, — я уточнила, их действительно было две, — висели низко над горизонтом, неподалёку друг от друга. Наша пета медленно скользила почти над самыми гребешками невысоких волн на пересечении лунных дорожек.
Не знаю, сколько прошло времени с момента отбытия из города и куда мы, собственно, летели. Это было совсем не важно. Вообще ничего важного не было, кроме сияющих над головой звёзд, двух рожков неполных лун и тихого шелеста волн внизу. Спать не хотелось, да и ничего другого тоже не хотелось; я просто сидела, впитывая горьковатый запах моря и слабый голубовато — белый свет, изредка нарушая живую тишину грустным голосом скрипки.
Мой спутник молчал. Он давно уже не нависал надо мной, а сам сначала сел, потом — и вовсе лёг, вытянувшись на твёрдой гладкой шкуре зверя вдоль, ногами к его морде. Мы с Суром за прошедшее с вылета из города время перекинулись едва ли парой фраз, а потом оба замолчали. Мне вообще казалось, что мужчина дремал. Ладно я, к собственным странностям и склонности к созерцанию я уже давно привыкла, но нынешнее поведение Сура озадачивало. Он даже при всей любви к музыке казался человеком действия и здорово напоминал дядю Борю, хронически не способного сидеть без дела. Что Сургут страдал ради меня, не верилось, да и на страдающего он не походил.
