Волчий дурман. Черная луна - Елена Синякова
Кирти сбилась с мысли и перестала что-то быстро и сбивчиво говорить, только застыла, глядя на меня, и вдруг принялась улыбаться.
Такая красивая.
Такая моя.
— Не было никого страшнее Аида — повелителя царства мертвых. Его сердце было чернее самых темных уголков земли и преисподней. Но даже оно озарялось светом, стоило ему только увидеть юную прекрасную Персефону, отданную ему в жены богом Зевсом. У него не было сил терпеть, и бог смерти похитил свою невесту…
Кирти тихо рассмеялась, выгибая бровки и глядя на меня озорно и лукаво:
— Ты о нас рассказываешь или пересказываешь мифы Греции?
— Как думаешь, мы похожи на них?
— Точная копия! Только не думай, что я буду жить у папы половину года и оставлять тебя одного, чтобы какие-то греческие нимфетки бегали за Аидом и строили ему глазки!
Мог ли я быть еще более счастливым, чем сейчас, когда рассмеялся, притягивая Кирти к себе, чтобы приобнять ее одной рукой, которая могла функционировать?..
Она не сопротивлялась, но прилегла осторожно, потому что думала, что может причинить мне боль.
Кирти еще не понимала, что, когда она была рядом со мной и вот так улыбалась, не было такой силы, которая могла бы сделать мне больно, потому что в ней была моя жизнь. Моя радость.
— Кажется, это неправильная любовь, — прошептала она в смущении, потому что не ожидала сама, что сможет принять всю правду настолько легко, а я не мог перестать улыбаться.
Рядом с ней я делал это столько, сколько еще никогда за свою жизнь.
— Любовь не бывает правильной или неправильной, маленькая. Она либо есть, либо ее нет. И если она есть, то это самый большой дар, который мир может подарить нам.
Она притихла и задумчиво водила мягкой подушечкой пальца по моей забинтованной груди, разгоняя по телу чувственную дрожь и первую волну возбуждения.
— Ты давно это задумал? Мой побег и свое геройское появление?
— Боюсь, что нет. Но кажется, получилось куда лучше, чем я мог бы спланировать сам.
Кирти улыбнулась, а я никак не мог успокоить свое счастливое сердце, которое стучало, словно сумасшедшее, от того, о чем я не мог мечтать, а оно сбылось.
— Я бы хотел стать для тебя героем, маленькая: справедливым, сильным и щедрым настолько, чтобы отпустить от себя и дать свободу, — мой голос слегка охрип, потому что настолько откровенно мне еще не приходилось говорить.
Нет, я никогда не обманывал свою девочку и на все ее вопросы отвечал предельно честно.
Просто были вещи, о которых я не говорил, как, например, о том, что тот отель, в котором мы останавливались, принадлежал мне.
— Я бы хотел быть настолько сильным, чтобы отпустить тебя от себя и ждать, что ты вернешься сама и переступишь порог этого дома. Но я не такой.
Я сжал ее руками, не ощущая, как из ран полилась кровь, впитываясь в бинты.
— Ты моя, Кирти! Моя! И я не смогу делить тебя с этим миром! Я выгрызу наше счастье, разорву на части эту землю, только чтобы ты была рядом!
— Сумасшедший волк! — зашипела она в ответ, пытаясь выбраться из моих рук, чтобы уложить меня на кровать снова.
Для этого ей пришлось постараться и упереться в мою грудь ладонями, но я повиновался, когда сполна ощутил, что никуда убегать она не собирается.
— Ложись скорее, пока швы не разошлись! Если об этом узнает Лола, она пришьет тебе язык к губе, чтобы ты был послушным! Кстати, — девушка вдруг прищурила свои красивые глаза, сверкнув ими игриво и задорно, — я случайно увидела на твоем столе какие-то наручники. Так что учти: если ты будешь плохо себя вести, то я быстро найду им применение! Видимо, поэтому изголовье этой кровати железное.
Я рассмеялся, притягивая ее к себе снова, и Кирти улеглась рядом, прижимаясь к моему боку.
Моя умная девочка.
Она успела понять суть работы этих наручников, что разлилось во мне жаром и новой волной возбуждения, скрыть которое больше не получалось.
— Ну уж нет! Только постельный режим! Дарк, у тебя капельница в руке! — хихикнула она, когда увидела мой стояк.
— К черту капельницы! Я здоров. Проверим наручники в деле?
— Спокойно! — смеялась она задорно, пытаясь не дать мне развернуться и придавить ее собой. — Нас папа ждет на семейный ужин, как только ты поправишься!
— Наручники ужину не помешают, это моя реабилитация после ранения.
— Дарк, не смей!
— Обожаю, когда ты так меня называешь…
Если бы еще неделю назад мне сказали, что это возможно, я бы смог только горько посмеяться в ответ.
А сегодня я жил так, как никогда, и верил в то, что всё у нас еще только начинается: первый семейный ужин, первое настоящее свидание, первый поцелуй под луной… и далеко не только поцелуй!
Впервые я увидел свет в темноте своей жизни и теперь точно знал, в каком направлении мне нужно двигаться дальше, чтобы мое солнце сияло и согревало наши души.
Эпилог
Пока я не мог поверить в то, что моя жизнь изменится. В лучшую сторону.
Что мой дом перестанет быть тюрьмой из воспоминаний и станет той самой крепостью, куда так стремятся, чтобы найти в нем покой и уют.
Моя Кирти никуда не убегала. Она не ненавидела меня. Но задавала сотни вопросов обо всем на свете, часто ставя в тупик своей искренней и неподдельной жаждой узнать обо мне всё-всё и сразу.
Разве какой-то цвет может быть любимым?
А песня! Как можно сказать, что есть какая-то одна, которая тебе нравится?
На все ее вопросы мне хотелось отвечать лишь одно – ты. Ты. Везде и во все только ты.
Но было одно дело, которое осталось неразрешенным.
Поэтому когда моя волчица уснула обнаженной, прекрасной и уставшей в нашей общей кровати, я нехотя выбрался из комнаты, бережно прикрыв ее пледом, чтобы спуститься на первый этаж.
Туда, где был Сет и где меня ждал Уран.
Палач был как всегда молчаливым, но, кажется, довольно расслабленным, что случалось с ним не часто.
- Ты к нам снова спать? - криво улыбнулся я ему, протягивая руку для приветствия.
- И это тоже.
- Может, тебе комнату расширить?
- Не нужно.
Мы зашагали в эту самую комнату, где в четырех стенах стояла лишь
