Ватрушка для Тимохи - Яна Тарьянова
– Казимир. Он часто в кафетерий забегает. Поет дифирамбы вашей красоте.
– Это тот, который с биноклем на крыше ангара заседает?
– Да, он. У него страсть к наблюдению. Я на него жаловалась Мохито. Очень помогло.
– Мне, собственно, не мешает, – пожала плечами Вероника. – А если начнет мешать – пожалуюсь Светозару, это куда действеннее.
В чаше затлела первая скрутка, Ватрушка принесла раскладной кухонный стол, застелила его вышитой скатертью – печенья и пирогов было слишком много, по традиции такие дары оставляли возле статуй, не забивая чаши.
«Гвидон и его волки ночью все сожрут, – подумала Вероника, оглядывая выпечку. – Птицам вряд ли что-то достанется. Не тот случай».
Доброта Хлебодарной позволяла холостым альфам съесть праздничную выпечку, не поперхнувшись крошками – но только в Ночь Преломления Хлеба. Те, кто были отмечены проклятьем, прикасаться к пирогам не рисковали, а мелкие грешники охотно пользовались благосклонностью богини, объедаясь до расстройства желудка.
Еще через полчаса пришлось нести второй стол из служебного корпуса. Калина, жена Светозара привезла большую кастрюлю домашних пирожков с печенкой, коробку «хвороста», щедро обсыпанного сахарной пудрой и роскошный августовский венок из колосьев и свежих яболок, перехваченный вышитыми лентами – Вероника почувствовала, что подарок не прост, и тронув колосья, уважительно склонила голову. Жена виса Григория доставила к алтарям огромный пакет медовых кексов, а какая-то огненная лисица – несколько связок сушеных рыжиков и хрустящие трубочки с кремом.
Почти все приехавшие были знакомы между собой. Ханна здоровалась, представляла очередную даму, шепотом объясняла Веронике и Ватрушке: «Это жена Деметриуша, командира полицейского спецотряда. А это – жена подполковника Розальского из горотдела. О, подъехала Адель, жена заместителя Розальского».
Вероника, отвыкшая от пустопорожних разговоров, озверела уже на третьем диалоге. Все дамы, как одна, замирали перед меняющимися статуями, восхищались, расспрашивали и начинали ее хвалить. От повторения слов нарастало желание спрятаться. Сбежать, дождаться Зорьку в тишине – без обсуждения выражения лиц богов и венков в фонтанах. Когда из репродуктора на столбе раздались звуки песнопений, она не выдержала, шепнула Нелли и Ватрушке: «Я буду в доме на холме» и позорно сбежала, провожаемая псалмом: «Славься сноп пшеничный».
На полдороге она спохватилась – чуть не оставила в части Зорькин подарок! Вероника зашла в квартиру, искупалась в волчьем запахе и довольно заурчала. Она забрала не только коробочку, браслеты и открытку, еще и нижнюю майку, брошенную возле кровати. Белая тряпка пахла Зорькой, и Вероника решила, что это будет дополнительным подарком висице – ей ни открытка, ни браслеты не очень-то нужны.
Она вошла в дом на холме, выпила чаю с трубочками с кремом и куском пирога с сухофруктами, расстелила Зорькину майку на полу, положила на нее браслеты, коробочку и открытку и разделась. Висица встала на лапы, придирчиво обнюхала подарки и улеглась, уложив хвост на брачные символы и майку – чтобы добавить шерстинок и своего запаха.
Спрятаться под шкурой было хорошей идеей. Раздражение от пустопорожних разговоров растаяло без следа. Висица обмусолила шнурки браслетов, пожевала лямку Зорькиной майки и задремала. Она умела ждать, не придумывая себе лишних ужасов, не сомневаясь в собственной неотразимости и крепости Зорькиных чувств.
Когда заскрипели рассохшиеся ступеньки крыльца, висица потянулась, зевнула и встретила Зорьку приветственным тявканьем. Получила в ответ улыбку и вопрос:
– А почему на лапах?
Висица шевельнула ушами и подпихнула майку, требуя: «Завяжи. Надо унести с собой». Зорька понял ее без слов. Упаковал браслеты и открытку в коробку, увязал в тючок, разделся и встал на лапы. Вероника легонько укусила его за нос, ухватила свой подарок и побежала в сторону пентхауса, притормаживая и оглядываясь. Волк немедленно помчался за ней, соглашаясь на побег в неизвестность и догонялки.
К счастью, папа имел привычку покупать недвижимость в жилищных комплексах с хорошо оплачиваемым персоналом. Веронику с грязным тючком в зубах встретили улыбками, Зорьку радушно поприветствовали, проводили их в лифт и отперли и заперли все двери запасными ключами. Первая часть плана – заманить волка в пентхаус так, чтобы он не задавал лишних вопросов – выполнилась на пять с плюсом. Вероника решила закрепить успех, оставила свой подарок возле бассейна и прошмыгнула в оранжерею – пока Зорька разглядывал бассейн, шезлонги с мягкими матрасами и деревья. Пробравшись между рядами орхидей, она легла на аккуратную полянку с крупной земляникой, превратилась, перекатываясь и пачкаясь в ягодном соке, и затихла за огромной кадкой с остро пахнущим цитрусовым деревом.
Время шло, в оранжерее не раздавалось ни шороха. Вероника начала изнывать от смеси раздражения, любопытства и разгорающегося желания. Что с Зорькой? Потерялся? Заблудился? Или обиделся и опять решил сбежать?
Все мысли и вопросы вылетели из головы, когда ладонь запечатала ей рот – не наглухо, позволяя выразить возмущение словом или воплем. Вторая рука обняла поперек живота. Голый Зорька прижался сзади, дразнясь прикосновением горячего тела, прошептал:
– Попалась.
Вероника вильнула задом, соглашаясь и подбадривая. Легонько укусила Зорьку за палец – молодец, поймал, теперь действуй. Зорька не повелся на щедрое предложение – продолжил тянуть время, лениво и щекотно вылизывая ухо, дразнясь прикосновениями. Попытка перехватить инициативу закончилась провалом: объятия стали похожими на тиски. Зорька издевался. Прикасался, тут же отстранялся и не позволял себя оседлать.
Вероника обиделась и поползла вперед, на земляничный ковер, демонстрируя намерение поискать кого-то более сговорчивого. Зорька дождался, пока она хорошенько испачкается в ягодном соке, и атаковал со спины – прижимая к зелени, заставляя распластаться под тяжестью тела. Зубы сомкнулись на загривке, сигнализируя – шутки кончились. Вероника охнула и получила то, чего так долго добивалась.
Каждое движение подбрасывало хорошо просушенную ветку в пожар страсти. Пламя разгоралось, охватывая тела, заставляя терять разум. Образование и хорошие манеры сгорели дотла, оставив горсть рдеющих углей. Никто из прежних любовников не возбуждал Веронику настолько, чтобы рискнуть отдаться на траве, а не в комфортабельной постели. А сейчас, с Зорькой – никаких проблем.
После пика удовольствия Вероника размякла. Зорька трогал ее так осторожно и нежно, словно не он только что рычал и стискивал зубы на ее загривке. Влажные касания вызвали волну мурашек – от искусанной шеи к пояснице. Вероника разнежилась и почти задремала.
Провалиться в глубокий сон помешал странный звук. Вероника прислушалась и заподозрила, что Зорька что-то ест. Но что? На нем же не было одежды, он не мог ничего достать из кармана! Повозившись, Вероника обернулась и обнаружила, что Зорька с блаженным выражением лица отгрызает и жует земляничные листья.
– Что? – Вопрос прозвучал невнятно. Зорька проглотил лист и спросил четче: – Что такое? Тебе неудобно?
– Удивительное волчье свойство, – пробормотала Вероника. – Остался без присмотра – начинает жрать.
– Что ты говоришь?
– Зубы почисть перед следующим разом, от тебя бурьяном воняет.
– Привередливая какая, – фыркнул Зорька, выискал в зеленом ковре крупную
