Шеннон Мессенджер - Пусть небеса падут

Соус стекает с одной стороны ее подбородока, и крошечный кусочек жареного лука прилипает к ее губам, но она никогда не выглядела сексуальнее. Я хочу перепрыгнуть через стол и поцелуем убрать грязь с ее лица.

- Жизнь меняется, верно?

Она только может кивнуть... ее рот уже полный от следующего куска.

В течение десяти минут она съела весь гамбургер и большую часть ее картошки. Она откидывается назад на стул, сжимая живот.

- Ты в порядке. - я надеюсь, что только что не обеспечил ей Мать Всех Болезней Живота.

Одри кивает.

- Я забыла, каково это... быть сытой. - Она переносит свой вес, вытягивая ноги. - Мне так тепло.

- До сих пор не могу поверить, как долго ты лишала себя всего.

- Десять лет. - Ее улыбка исчезает. - Я, вероятно, буду сожалеть об этом позже.

- Только если позволишь себе.

Она уставилась на стол, играя с частью оставленной картошки.

- Мой отец умер, потому что он поел... я когда-либо рассказывала тебе об этом?

- Нет. - Она никогда не говорила мне ничего о том, что произошло с ее отцом. Кроме того, что он принес себя в жертву, чтобы спасти меня.

Ее пальцы разрывают картошку на крошечные кусочки.

- Мои родители перестали, есть, когда они начали охранять твою семью, они должны были быть максимально сильными. Они все еще кормили меня... я была слишком молода, чтобы лишить меня пищи... но они никогда не касались еды сами. Моя мать постоянно жаловалась на голодные боли. Бури никогда не требовали такой жертвы от нее раньше. Они никогда ничего не требовали от нее. Она была золотым подарком, и они были так благодарны, что она была на их стороне, они относились к ней как к королеве.

Ее глаза стекленеют, теряясь в воспоминаниях.

- Тогда в один прекрасный день, мой папа и я шли домой с тренировки на лугу, а моя мать ела темно-фиолетовые сливы, она сорвала их с дерева в нашем новом дворе... наш третий дом за много месяцев. Мой отец стал паниковать, но она просто ела, позволяя соку стекать по ее подбородку. Потом она предложила ему. Он покачал головой, но она сказала ему, что Буреносцы никогда не найдут нас. Что ее дар будет всегда позволять ей чувствовать их, когда они придут, мы убежим.

Потом она сказала ему, - Мы должны жить также и для себя. Он посмотрел на меня... как будто хотел что-то сказать, но я до сих пор не знаю что... затем он сделал гигантский, сочный укус. Мы потратили остальную часть ночи, пируя сливами.

Слеза скатывается по ее щеке, и она вытирает ее. Когда она снова говорит, ее голос едва слышен.

- Пару недель спустя Буреносцы нашли нас. Я не знаю, мог ли мой папа разбить Буреносцев, перейдя в форму ветра во время борьбы. Но у него не было выбора. Он был привязан к земле. Все, что он мог сделать - это пожертвовать собой. Таким образом, так он и сделал.

Я беру ее за руки, и с минуту мы просто держимся друг за друга в переполненном ресторане.

Но мне надо кое-что сказать. Я прочищаю горло.

- Я тот, кто дал тебе воду и ослабил. И я не собираюсь давать Райдену то, чего он хочет... я не могу, даже если захочу. У меня не было прорыва. Так просто... пусть Буреносцы возьмут меня, если уж на то пошло, и пусть остатки Сил Бури придут и спасут меня.

На ее щеках появляется румянец, с тех пор как исчез  бургер.

- Ты хоть представляешь, что он с тобой сделает, если поймает?

- Нет, и я стараюсь об этом не думать.

- Он будет мучить тебя, Вейн. - Ее голос слишком громкий, и пара голов, поворачиваются в нашу сторону.

Я охватываю наш мусор и направляюсь к двери. Ни один из нас не говорит, пока мы благополучно не садимся в мой автомобиль. Я завожу мотор и включаю кондиционер. Но мы никуда не едем.

- Он будет мучить тебя, - она повторяется.

- Я уверен, что будет.

- Не думаю, что ты хоть представляешь, что это значит. - Она вздрагивает. - Вещи, которые он сделал - были ужасными. Боль и мучения, ты даже не можешь себе представить.

Я напоминаю себе дышать.

- Я все равно скорее переживу это, чем буду смотреть, как ты умрешь. Я... я не могу себе представить жизнь без тебя, Одри.

Ох, Боже... ну вот. Карты вскрыты.

Я обещал себе, что пойду медленно, постараюсь не напугать ее. Но она зашла так далеко в последний час, и я не могу отделаться от ощущения, будто я, возможно, никогда не смогут сказать это снова. Я просто... должен это сделать.

Я беру ее за руки и, смотрю  в лицо единственной девочки, которую я когда-либо действительно хотел.

- Я люблю тебя. - Мой голос дрожит от нервов, и я проклинаю себя за то, что он звучит как у двенадцатилетнего. Я прочищаю горло, пытаясь прийти в себя. - Я знаю, что это для тебя неудобно. Но это правда.

- Я не могу, Вейн...

- Нет, ты можешь. Если ты можешь съесть чизбургер... и получить от этого удовольствие... ты можешь позволить себе любить меня. Ты можешь делать все, что угодно. Ты просто должна захотеть.

Я задерживаю дыхание, ожидая ее ответа.

Она не смотрит на меня. Не очень хороший признак.

- Я забочусь о тебе, Вейн, - шепчет она. - Но ты не чизбургер... единственная еда, которая будет вне моей системы через несколько месяцев, как будто ее никогда и не было. Ты - постоянная ошибка.

Постоянная. Ошибка.

Звучит плохо.

Она убирает руки, забирая с ними искру.

- Прости.

Пара слезинок пробежала по ее щекам.

Видеть их делает боль сильнее. Заставляет почувствовать, что все кончено.

Я сделал все, что мог... сказал все, что можно было сказать. И этого не достаточно.

Я включаю заднюю передачу, не глядя на нее. Она застегивает ремень безопасности - правильно, с первой попытки - и отворачивается.

Она не говорит, пока ты не оказываемся на моей подъездной дороге в парке.

- У меня для тебя кое-что есть, - она достается из кармана и потягивает что-то типа медного кабеля, в центре круглое и серебряное нечто. - Носи на правой руке.

Мне не хватает энергии, чтобы спорить, поэтому я поступаю так, как она просит, и она оборачивает плетеный ремешок вокруг запястья и защелкивает медную застежку.

Я поворачиваю запястье, с удивлением обнаруживаю, что кусочек серебра в центр на самом деле маленький компас. Стрелка вращается секунду, а затем останавливается, указывая на Запад.

Одри втягивает воздух.

- Это никогда не срабатывает у меня. Но я не Западная, - она вздыхает. - Это принадлежало твоему отцу, я знаю, хотя у обоих твоих родителей они были. Я нашла его в щебне после бури и сохранить для тебя. Я подумала, ты бы хотел иметь что-то от них.

Медная полоса выглядит изношенной и обветренной, и стекло на компасе поцарапанное и тусклое. Но это идеально.

Одри застегивает жакет, становясь вновь стражем Одри.