Тюрина Татьяна - Четвёртая Жрица. Путь друг к другу.

Альдан, глядя на удаляющегося друга, продолжал хмуриться, убеждая себя в том, что он принял правильное решение. И даже не сразу вспомнил, что Аккес по-прежнему находится рядом, развалившись в кресле и прикрыв глаза. Но он не сомневался, что тот всё слышит и всегда начеку.

— Ты так и собираешься здесь спать?

— Я мешаю тебе страдать? — послышался его вполне бодрый голос.

— С какой стати мне страдать? — возмутился Альдан.

— Потому что именно этого хотела Лаура, когда выбрала такое проклятие. Заметь, она не наслала на тебя болезнь, не изуродовала внешность, не лишила мужских причиндалов, — он приоткрыл глаза и посмотрел на Альдана. — Она ведь была ведьмой, хоть и обычной, а они могут увидеть внутреннюю суть человека. А эта очень хотела сделать тебе больно. И она решила, что именно это проклятие заставит тебя страдать. Интересно... почему?

Он хитро прищурился, давая понять, что ответ на этот вопрос ему прекрасно известен.

— Это ничего не значит, — фыркнул Альдан. — Это распространённое проклятие. Все люди хотят любви. Так что ничего удивительного.

— Да, но можно было сделать так, что тебя никто не полюбит. Или ты будешь не способен полюбить. Отсохшие причиндалы тоже в тему. Но она сделала так, что та, кого ты полюбишь, будет тебя ненавидеть, — оторвав свою голову от мягкой обивки кресла, он медленно поднялся с кресла. — На твоём месте, я бы обратил на это внимание. Твоё проклятие говорит о тебе больше, чем ты думаешь.

Альдан скривился, как от постоянной ноющей боли.

— С каких это пор ты стал таким мозговитым?

Аккес горько усмехнулся сам себе.

— Просто я в похожей ситуации. Только, в отличие от тебя, уже понял, что является моей слабостью. — Потянувшись, он лениво натянул маску на лицо. — Всё, я ушёл. Можешь пострадать один.

— Да пошёл ты. Я не страдаю.

— Возможно, это только временно, — зевая, произнёс он и вышел из комнаты.

Альдан, оставшись в одиночестве, выругался и тоже откинулся на спинку кресла. Перед лицом возникла Лаура с бешеными глазами. Даже её красивое лицо превратилось в отвратительную гримасу. Потом вспомнилось лицо Принцессы. Отчуждённое, насторожённое... лишь в редкие моменты он видел в её глазах веселье и лёгкую улыбку на губах.

И эта ненависть... значит ли, что того она уже не любит?

Вздохнув, он закрыл ладонью лицо.

Какого Ликого он вообще об этом думает? Подумаешь, принцесса! Подумаешь, красивая! Да у него таких красавиц целая комната наберётся. Да и покрасивее есть! Чтобы ради одной, которую, по сути, красавицей и не назовёшь, тащиться к этой безумной ведьме?! Да Лаура, увидев его, ещё парочку проклятий наложит. Тогда вообще житья не будет.

А то и действительно отсохнет...

Нет! К Безликому всё и всех! Он просто забудет об этом, и в Люкению больше ни ногой!

Решительно встав, Альдан тоже направился к выходу с твёрдым намереньем больше об этом не думать.

— Отец!

— Ты в своём уме, Келина? Ты только недавно вернулась из плена, — возмущённо кричал на дочь король Анаквий. Келина застала его в опочивальне, когда он готовился лечь спать и, как и в прошлый раз, просилась сопровождать жрицу в её путешествии.

— Но, отец, мы теперь едем не на битву, а просто с визитом. Более того, в противоположную сторону, в самое дальнее королевство. Там уж нас никто не достанет.

— Ты забыла, что Алекион это королевство разбойников. Ты только на Шаторию посмотри. Да она хоть и королева, но сама в былые времена не раз учувствовала в разграблении дорожных повозок. И если бы не наши торговые соглашения, и не то, что каждый второй и третий житель этого королевства с малых лет способен держать меч в руках, мы бы давно с остальными королевствами объединились и разогнали бы этих варваров.

— Тем не менее, королева Шатория всегда была умной правительницей, да и грабежи не такие уж и частые. По большей части они честно ведут торговлю. А её старшая дочь не разделяет разбойничьи повадки матери. Скоро она сама станет королевой, и, я уверена, рассвет торговли с Алекионом ещё впереди. — Принцесса упрямо нахмурилась. — Отец!

Анаквий устало потёр переносицу.

— И почему ты не мужчина?

— Отец, я знаю всё о королевстве и самой королеве. Я могу помочь Риане поскорее добыть этот талисман. К тому же, туда добираться всего три дня, шесть дней туда и обратно и несколько дней там. Ты и заметить не успеешь, как я вернусь.

— Это опасное путешествие, Келина, — упрямо продолжил Анаквий, но девушка почувствовала, что он начинает сдаваться.

— Единственная опасность, которая может мне там угрожать, это всё те же разбойники. Но вряд ли у них будет причина нападать на нескольких воинов, у которых из товара только мечи да сапоги.

— Там опасное место, — продолжал упорствовать Анаквий.

— А где сейчас не опасно, отец? — возмутилась Келина. — Если продолжится война, нигде не будет безопаснее, чем в самом дальнем королевстве. Чтобы дойти до Алекиона, придётся пройти либо через нас, либо через Коргирию. В любом случае Алекион будет если не последним, то точно вторым.

— Но...

— Отец, пожалей меня, наконец, — начала давить на жалость Келина. — Завтра прибывает герцог. Если ты не забыл, это мой бывший жених. Позволь мне оттянуть момент нашей встречи ещё хотя бы на несколько дней.

Король вздохнул, и принцесса поняла, что победила. Ей было не очень приятно давить на отца своей несостоявшейся свадьбой. Она знала, что Анаквий переживает по этому поводу. Он видел, как она хотела этого брака, как хотела стать королевой, и частично винил себя в том, что уступил герцогу Зеленовскому. Келина всё это знала, поэтому берегла данный аргумент напоследок. Если всё остальное не убедит отца.

Хотя на самом деле предательство жениха её уже не так сильно трогали. Конечно, ей было неприятно, но не так сильно, как она показывала. Основной причиной её путешествия было желание развеяться. С тех пор как она вернулась из так называемого плена, отец долгие месяцы не выпускал её. Почти всё лето она провела в стенах замка, и это стало её по-настоящему удручать.

Поэтому, наконец, получив согласие отца, она, на радостях поцеловав его в лоб, убежала из его комнаты, чтобы — не дай Небесные! — он опять не передумал.

Возвращаясь в свои покои, она вдруг заметила Лекамира, который, о чём-то задумавшись, направлялся во внутренний двор. Внутри её что-то ёкнуло, и она остановилась. С тех пор, как она говорила с Рианой о своих чувствах, прошёл всего день, а казалось, целая вечность. Она с тех пор чувствует постоянную неловкость рядом с Лекамиром. Словно призналась не жрице, а ему самому.

Она же привыкла относиться к нему нормально.