Мой зверь - Людмила Александровна Королева
Теплый хлеб… Осмотрелась по сторонам и разломила пополам. Протянула руку в сторону соседней клетки. Николаус дотянулся и взял половину.
Не разжевывая проглотили.
— Зачем ты это делаешь? — удивился Николаус.
— Что именно? — не поняла я его вопрос.
— Делишься со мной своей едой, — спокойно проговорил оборотень.
— Мама мне часто говорила о том, что в этом мире у каждого есть право на жизнь. Не важно кто ты: человек, волк или просто мышь, всем хочется иметь свое место под солнцем. Мне ты ничего плохого не делал. Я к тебе испытываю сочувствие, ведь по сути мы с тобой похожи. Ты среди врагов и помощи ждать не от кого, и я одна. Если бы встретила тебя в лесу, то попыталась бы убить, ведь ты мой враг. А пока ты пленник, то невольно стал собратом по несчастью, — пожала я плечами.
— У тебя доброе сердце. Это огромная слабость… — задумчиво проговорил Николаус. — Спасибо за то, что поделилась едой. Но ты ведь понимаешь, что мы никогда не будем друзьями и на воле снова станем по разные стороны?
— Да, я знаю. Если мы с тобой встретимся в лесу, ты не пощадишь. Если заберешь в свою стаю, то не оставлю попыток сбежать, — уверено ответила, а он улыбнулся.
— Тебе у нас понравится. Мы живем иначе, не как эти дикари.
— Маркус же не держит в стае людей, — я ничего не понимала.
— Не держит… Говорю же, у нас все иначе. Когда будешь в наших краях, все увидишь сама, — заявил он.
— И что я буду у вас делать? — насторожилась, внимательно посмотрев на зверя.
Он был какой-то другой, не такой, как мужчины в стае Агнара. Теперь я осознала, что в нем особенного… Взгляд! Он смотрел на мир как человек, сильный, могущественный, но все же человек, а в стае Агнара у мужчин был звериный взгляд, где плескалась жажда крови, желание охотится и убивать. От Николауса веяло спокойствием и умиротворением, а другие были более буйные, раздраженные, постоянно рычали друг на друга. Поэтому он привлек мое внимание. У меня не возникало к нему физического влечения, не рассматривала Николауса как объект любви, в этом плане он меня не интересовал. Мне просто хотелось узнать в чем секрет его умиротворения. Вдруг и Эйнар смог бы так контролировать себя?
Перестал бы кидаться из крайности в крайность, а нашел бы равновесие между своими половинами.
— Жить… Выполнять обязанности… Если понравишься какому-нибудь волку, то он будет периодически навещать тебя. С двадцати до двадцати пяти лет к тебе волки приближаться не станут, чтобы не создать укушенного. У тебя будет свой дом. В пределах наших владений ты вольна жить так, как тебе хочется. Никаких клеток, цепей… Мы не устраиваем охоту на людей, как это делают эти варвары. Тебе у нас понравится. Там живут такие же люди, как и ты… Избранные… Они обитают на нашей территории, но не в самой стае.
— И ты тоже навещаешь женщин? — зачем-то спросила, прикусив себе язык.
— Конечно… Волчиц же не хватает… Но прихожу только к тем, кто этого хочет.
Мы к женщинам относимся уважительно, несмотря на то, что они не волчицы. Вот если провинятся, тогда без сожаления убиваем, если выполняют все условия, то живут долго, — пожал он плечами.
— А если я не захочу, чтобы ко мне приходил волк. Вообще никогда… Никто не возьмет меня против воли? — недоверчиво проговорила.
— Все верно. Мы не насилуем женщин, потому что это пробуждает зверя, а мы держим эту ипостась под контролем. Если не захочешь близости, тебя никто против воли не возьмет. Маркус строго следит за тем, чтобы мы не срывались с цепи, и не выпускали зверя. Вожак за это очень сильно наказывает. Поэтому приходится держать себя в руках и балансировать между своими половинами. Это не просто…
Стоит звериной сущности взять вверх, и тогда нами правят инстинкты. Очень сложно сохранить ясность ума в такие моменты. Тебе не понять, ведь ты человек, — спокойно проговорил он.
— Спасибо, что поделился информацией. Не будь ты волком, мог бы стать моим другом или названным братом, — усмехнулась я, склонив голову набок. Тело затекло, не знала, как устроится, ведь в клетке невозможно встать и выпрямится. Свернулась клубочком…
Николаус улыбнулся.
— Это я такой болтливый, потому что устал от одиночества. Так бы не удостоил тебя своим вниманием. Но могу сказать честно, ты мне симпатична. Не как женщина, в этом плане, ты не в моем вкусе. Будь ты волчицей, стала бы моей названной сестрой. Но ты человек, поэтому между нами дружба не возможна. Попытаешься сбежать от нас, я лично выслежу тебя и убью, но сделаю это быстро, чтобы ты не почувствовала боль, — заявил он, бросив на меня безразличный взгляд.
— И на этом спасибо, — улыбнулась я. — У тебя благородная кровь…
— В стае Маркуса все такие, — вздохнул Николаус. Я понимала, что он скучал по дому. Мне хотелось ему помочь, даже несмотря на то, что он зверь. Вот бы и Эйнара так перевоспитали… Однако понимала, что любимый будет биться до конца, не сдастся, не преклонит колено перед Маркусом… Такова сущность Эйнара…
Необузданный, буйный, зверь с горячей кровью… Которого я любила против воли, несмотря ни на что… Знала, что эта любовь меня погубит, но надеялась, что все же смогу сбежать от волков. Меня не питали ложные иллюзии, я знала, что нам с.
Эйнаром не бьггь вместе. Поэтому молилась не о том, чтобы он стал человечным, а о том, чтобы мне хватило времени и сил скрыться до того, как он решит меня убить.
Глава 14
Три дня меня продержали в клетке. Мышцы болели и затекли. Хорошо, что Одди каждый день приносил мне еду и воду. Я всякий раз делилась своим скудным обедом с Николаусом. Оборотня пытали каждый день, а у меня сердце разрывалось от жалости. Николаус заметно обессилил. Взгляд стал замученный и болезненный, под глазами пролегли темные круги, порезы на его теле затягивались медленнее, чем обычно.
— Почему у тебя регенерация замедлилась? — поинтересовалась, наблюдая за тем, как оборотень оторвал клок от своей рубахи и перетянул рану на ноге.
— Организм ослаб. Без мяса и крови нет чувства насыщения. Ты
