Сиротка в Академии Драконов - Эмилия Герт
— Ты хочешь, чтобы я тебя приковал, моя маленькая, преданная девочка?
Сюста покачала головой и с фанатичным огнем в глазах произнесла:
— Я хочу, чтобы ты пережил новый опыт. Позволь мне приковать тебя, мой хозяин, — и стала нежно целовать Понтусу руки.
Внутри Понтуса что-то хрустнуло, сместилось и перевернулось. Возбуждение рвалось наружу, требуя немедленного выхода.
— Ты бесконечно предана мне, моя девочка, — произнёс он, беря в ладони лицо Сюсты. — И ты не раз доказывала делом свою верность.
Понтус вытащил из кармана маленький золотой ключик и протянул его Сюсте.
Взяв наручники из рук Сюсты, Понтус лёг на кровать и, закинув за голову руки, позволил девушке приковать себя к спинке кровати.
Сюста, нежно лаская Понтуса, раздела его, завязала ему глаза шелковым платком и стала утолять его жажду.
Когда Понтус зарычал от наслаждения, девушка быстро вытащила из-под подушки стилет и, замахнувшись, с силой воткнула его Понтусу в грудь с левой стороны по самую рукоять.
Фонтан крови, ударивший во все стороны, сообщил Сюсте, что она попала туда, куда нужно.
* * *
Сюста думала, что, закончив дело, она сможет спокойно принять душ, но руки у неё дрожали, колени подгибались, а желудок пытался вывернуться наизнанку, хотя она давно ничего не ела.
Кое-как оттерев кровь с лица и рук, девушка оделась, закинула тело Понтуса покрывалом и, прихватив свой плащ, вышла в коридор.
Картина, недавно представшая перед её внутренним взором, а теперь реализовавшаяся, пока не приносила ей ни радости, ни облегчения. Мысли расползались, и Сюста делала над собой усилие, чтобы заставить себя думать о том, что нужно собрать скромные пожитки и уходить.
Но куда уходить? Наверное, сначала стоит продать подаренную чешуйку, а потом поискать жилье. Возможно, в той лавке, где она приобрела стилет, примут чешуйку в обмен на деньги.
Вместо того, чтобы пройти коридор до конца и спуститься по «черной» лестнице для прислуги, задумавшись, Сюста поспешила и свернула на главную лестницу, где, как ей казалось, она точно никого не встретит.
Но не в этот раз.
Навстречу Сюсте по главной лестнице поднимался племянник герцога Роара, Олаф. Рядом с ним шла бесподобно красивая, словно фарфоровая статуэтка, девушка.
Олаф о чем-то оживлённо рассказывал девушке, когда взгляд его остановился на Сюсте.
Парень умолк. Он узнал ту самую горничную, служившую игрушкой его дяде в последнее время.
Но почему она вдруг решила спуститься по этой лестнице, когда для прислуги есть специальная?
Олаф пригляделся внимательнее. Девица была, явно, не в себе. Взгляд лихорадочный, руки дрожат. Уж, не тронулась ли она умом от издевательств дядюшки?
— Что случилось? — участливо обратился молодой человек к горничной. — Это что, кровь? — указал он на запястье девушки, когда она подняла руку, чтобы вытереть потоком хлынувшие вдруг слёзы. — Что произошло? Это твоя кровь?
— Я убила его, — зарыдала вдруг в голос Сюста. — Я его убила! — заголосила, некрасиво искривив рот.
Ошалевший Олаф только и смог погладить её по плечу и произнести:
— Тише…тише. Кого ты убила?
— Хозя-яина, — подвывая, голосила Сюста.
— Пойдем, — Олаф помог Сюсте спуститься на первый этаж и усадил в гостиной на диван.
Далия налила в стакан воды и предложила горничной.
Сюста выпила воду и поблагодарила Далию уже вполне внятно.
— Я хотела его убить, и я сделала это, — глухо произнесла горничная.
И только тут до Олафа дошло, что горничная не бредит и не фантазирует. Более того, она говорит правду. Взгляд его стал жестким и сосредоточенным.
— Где он? — коротко спросил Олаф.
— В вашей комнате, — ответила горничная. — На кровати. Но он, скорее всего, уже не виден. Там наручники магические. Вот, — она протянула Олафу маленький золотой ключик.
Олаф взял ключик и, взглянув на Далию, быстро вышел.
— Какой у тебя срок беременности? — присев рядом на диван, спросила Далия девушку.
Горничная подняла на незнакомку удивленный взгляд:
— Откуда вы знаете? Как? Как вы узнали?
— Я женский лекарь, — усмехнулась Далия. — Почти дипломированный. Чувствуется довольно сильный магический импульс, причем не твой. Значит, ребенка. Значит, отец довольно сильный маг. Всё просто. Так какой срок?
— Небольшой, — потупив взгляд, призналась Сюста.
— Тяжело будет одной с малышом, — вздохнула Далия.
— Да, — согласно кивнула Сюста и тоже вздохнула. — Но лучше жить так, чем знать, что однажды тебя прибьют так, что он не родится.
Олаф вернулся в гостиную и отошел к окну, уставившись взглядом в одну точку. Выглядел он бледнее обычного, челюсти плотно сжаты.
«Если я вызову патруль, то будет скандал, который ляжет грязным пятном на мою репутацию», — сокрушенно думал парень. — «Ох, дядя, дядя! Ведь я тебя предупреждал, что рано или поздно это может произойти!».
— Олаф, нам нужно поговорить, — мягко проговорила Далия. Взяла парня за руку и отвела в другую часть гостиной.
Недолгое время молодые люди переговаривались, затем вернулись к заметно успокоившейся Сюсте.
— Скажи, твой ребенок — это наследник герцога Роара? — спросил Олаф горничную.
— Да, — утвердительно кивнула девушка. — Никто никогда ко мне не прикасался, кроме вашего дяди.
— Тогда, если ты согласишься оставить ребенка нам с Далией сразу после рождения, я отпущу тебя и не стану наказывать, — Олаф сделал паузу, давая девушке осознать всё, что он произнес. — Более того, найду тебе в соседнем графстве доброго мужа и дам приданое. Но ты должна будешь уехать навсегда и никогда не видеться с ребенком. Можешь не отвечать сейчас. Подумай. Время у тебя есть.
* * *
Когда мы с Леннартом вылетели за город, золотой дракон стал видимым. Вскоре нас нагнал дракон цвета закатного солнца. Вначале я испугалась, но Леннарт передал мне мысленно, что это Холдор, и я успокоилась.
Не долетев до Академии, драконы дружно приземлились на поляне, недалеко от того места, где Леннарта ранила стрела.
Обернувшись людьми, мужчины оделись, и Холдор пошел взглянуть на какую-то ловушку, а мы с Леннартом остались вдвоем.
Леннарт тут же шагнул ко мне, сгрёб меня в охапку, страстными поцелуями покрыл без разбора моё лицо, подхватил на руки, крепко прижимая к себе.
— Никогда никому тебя не отдам! — заявил твёрдо. — Буду беречь и носить на руках.
— Нет уж! Давай я всё же буду ходить сама! — рассмеялась, но сердце моё защемило от нежности, любви и еще чего-то невысказанного, до конца неосознанного, но бесконечно пронзительного. — Леннарт, как я рада, что ты жив! — вздохнула счастливо, прижимаясь к любимому. — Я измучилась, не зная, жив ли ты!
— Жив, — просто ответил Леннарт и, поставив меня на ноги, снова прижал к себе. — И радуюсь, что ты у меня есть. Просто счастлив,
