Дракон мятежной королевы - Екатерина Вострова
От вкрадчивых ноток Амоа становится не по себе, но отступать некуда.
– От твоего имени? Никто его не помнит. Король… Подгорный король, вот как тебя называют. Да и то не уверены: то ли был такой, то ли не было. Черная магия, изменяющая животных, – есть. А вот тебя… все равно что и нет…
Тоннель трясет со страшной силой, мелкие камешки и песок сыплются сверху. Мужчина, не удержавшись на ногах, шлепается на землю. Едва перестает трясти, он встает, вытирает испачканные золотым песком руки о штаны и, повысив голос, кричит, опасаясь, что землетрясение начнется снова:
– Почему бы не выйти и не напомнить им о себе?..
Он ожидал всего, что угодно: новой тряски, обвала, камней на голову или хотя бы гневной речи короля о том, какой Амоа жалкий червяк. Но вместо этого слышит смех. Протяжный раскатистый смех, эхом расходящийся по тоннелю.
– Что здесь смешного? – нахмурившись, спрашивает мужчина, теряясь в догадках, что делать дальше.
– Я только что понял, что сам забыл свое имя. – Тихие слова похожи на шелест листьев. – А что до того, чтобы выйти… эх, если бы все было так просто, смертный. Ваш человеческий род уже давно служил бы мне…
– Я могу постараться помочь. Отпусти Рене, и я…
– И ты что?
Амоа замирает, всматриваясь в лицо подруги детства. Он уже предал ее из-за своей гордости. И если сейчас может обменять свою жизнь на ее, то должен это сделать. Хотя бы потому, что Рене есть ради кого жить, а ему – нет.
– Я поклянусь служить тебе, – сказать это невероятно сложно.
Каждый звук вытягивает силы, лишает чего-то ценного, чего-то, что было неотъемлемой частью.
– Видишь ли… – голос с неодобрением манерно цокает, – клятвы без магии ничего не значат. Люди забывают о них сразу, как покидают мои пещеры. За все время, что я здесь, мне обещали служить не одну сотню раз. Сначала я верил. Для того рода, к которому принадлежу я, слова священны. Потом начал скреплять обещания магией. Глупцы погибали от нарушенной присяги, но так и не возвращались. Однажды даже решился на небольшой эксперимент… Должно быть, тот трус тоже погиб, иначе бы я уже не сидел здесь.
– Но я не собираюсь обманывать!
Это вызывало искреннее негодование. Амоа таких трудов стоило произнести те слова, а Подгорный король считает их пустыми?
– Все так говорят… – тяжелый, полный неземной горечи и тягот вздох раздается прямо над ухом.
Амоа подскакивает, оборачивается и не может сдержать вскрика.
Позади него стоит он сам, полностью слепленный из бурлящей жижи, тянущий отвратительные руки, с которых капают тугие черные капли.
Мужчина дергается назад, но там Рене, и Амоа, потеряв равновесие, падает, а его грязевой двойник кидается следом, окатив с ног до головы пахнущей серой и разложением жижой.
После громкого всплеска в тоннеле воцаряется тишина. Мужчина трясет головой, сплевывая на пол то, что попало в рот, откидывает слипшиеся волосы со лба. Что все это значит? Его решили утопить в грязи?
– Может быть, все-таки договоримся? – неуверенно спрашивает он. – Тот человек, что заставляет детей грабить тебя, это Ди Хеики. У меня к нему длинный счет. Я на твоей стороне и…
– Ты все еще жив? – перебивает его король странным возгласом.
Всплеск воды заставляет Амоа подняться. Над поверхностью черного ручейка, который он считал неглубоким, вдруг выныривает огромная зубастая пасть покрытого чешуей существа.
– Жив… – тянет пасть. – Жив… Как, говоришь, твое имя?
– Я не называл его.
Даже подгорные твари не внушают такого ужаса, как то, что показалось над водой. Если эта штука откроет рот – проглотит человека целиком.
– А что ты там говорил насчет служения? – Голова чудища поворачивается вбок, и на мужчину смотрит немигающий правый глаз.
Амоа кажется, что реальность ускользает от него. Его же хотели убить? Говорили, что люди порочны и им нет веры? Что же поменялось? И как продать свою жизнь подороже?
– Отпусти Рене, ее сестру, если та все еще в твоих пещерах. И всех остальных, кого могло завалить при обвале.
Амоа сам удивляется собственной наглости, внутри все замирает от плохого предчувствия, но если чудище сменило гнев на милость, этим стоит пользоваться.
– Как скажешь, друг мой. Как скажешь…
Видеть, как человеческие звуки раздаются из такой огромной неповоротливой пасти, – странно.
– Значит, теперь я друг?
– Ты будешь лучший друг из всех, что у меня были, – усмешка в исполнении чудища похожа на угрозу. – Заключим сделку? Моей платой будут их жизни.
Тварь кивает на тело Рене.
– Хорошо. Если надо поклясться – я поклянусь… – Горло сдавливает от мерзкого чувства собственной бесполезности. Все внутри трубит, что он совершает ошибку. Предает себя. Продает себя. – Я буду служить тебе. Если ты пообещаешь не причинять вреда Рене и остальным, запертым в пещере.
– Ни один волос не упадет с ее головы по моей вине, – произносит король. – Но имей в виду, ты будешь не просто служить. Это будет длиться и длиться. И назад пути не будет. Агония будет вечной.
Грудь Амоа часто вздымается, дыхание рваное. Нужно взять себя в руки.
Сама мысль о рабстве, пусть даже рабстве у бессмертного чудища, претит ему. Лучше смерть, чем иные приказы. Вдруг тварь заставит его приводить сюда людей? Отправлять одного за другим на съедение тварям? Он выкупит жизнь Рене ценой многих других?
С другой стороны, чудовище ведь само подсказало ответ – он может отказаться выполнять присягу. Да, тогда он умрет, но зато сейчас спасет Рене.
Чуть успокоившись и выровняв дыхание, Амоа наконец произносит:
– Я согласен.
Путь наверх ему указывают твари. Они же подсказывают, где искать остальных пострадавших при обвале. Он выносит людей к выходу из пещеры и укладывает их на землю.
Рене без сознания, но когда черная бурлящая жижа стекает с нее обратно в ручей, на щеках женщины снова появляется румянец, а дыхание становится заметным.
– Там кто-то есть! – слышится голос солдат.
Показывается Ди Хеики.
Амоа хочет выйти вперед, но понимает, что не может сдвинуться с места. Ноги приросли к камням пещеры, руки втянуло в стену.
Ди Хеики склоняется над Рене, хлопает по щекам.
– Кимо… – Она удивленно распахивает глаза, взволнованно озирается, но, увидев рядом сестру, облегченно выдыхает. – Кимо, ты спас нас!
Амоа хочет возразить, крикнуть ей, что в этом нет заслуги феода, но рот отказывается открыватся. Свет резко меркнет, легкие сдавливает, а внутренности пронзает словно кинжалом.
Боль. Ее так много, что она вытесняет все остальное: мысли, чувства, сожаления.
«И назад пути не будет. Агония будет вечной…»
Киара проснулась с криком. Снова чернота, жижа, удушье.
Когда же эти проклятые сны закончатся! Нервно облизнулась – во рту чувствовался металлический привкус крови, кажется, она
