Александра Черчень - Закон о чистоте крови. Слуги богини

— Да, ты прав, я, наверное, пойду отдохну, — опустив глаза и приложив некоторые усилия, чтобы лицо не перекосило, выдавая истинные эмоции, ответила я.

— Умница моя.

До двери меня решили проводить, притом вовсе не для того, чтобы галантно распахнуть створки перед дамой. Вернее, распахнули. но только минут через пять.

Сначала ненасытный рыжий опять распластал меня по стеночке своим телом и дал волю рукам и губам. Было очень даже приятно, если бы не злобные мысли, которые вовсю отвлекали от происходящего.

Странно, вчера я реагировала совсем иначе. Видимо, эффект возбуждения у того зелья все же был. Иного объяснения не вижу. А сейчас налицо естественные реакции невинной девушки, когда телу уже приятно, но на что-то большее рассчитывать пока не приходится. Правда, глупые чувства время от времени брали верх над разумом, но это, слава богу… не всегда случалось.

Потому, уже по ту сторону двери, я невозмутимо поправила белье, застегнула застежки верхнего кафтана и направилась наверх, в ту спальню, где находилась моя одежда.

Сдержанностью я, как выяснилось, начала гордиться рано. Очень рано.

Сначала все было хорошо. Я пришла, искупалась и переоделась в одну из сорочек, имеющихся в гардеробе. К сожалению, моих любимых пижамок там не наблюдалось, потому пришлось облачиться в невесомую шелковую комбинацию цвета свежего снега, отороченную сливочными кружевами. И вот теперь я стояла у зеркала, мрачно себя рассматривая. Волосы светло-пшеничным покрывалом окутывают до талии, кожа светлая, нежная. Вся такая беленькая… как тортик. Только вишенки не хватает для окончательного подарочного вида.

Я вздохнула и выключила свет, чтобы через минуту умоститься в постели, и даже успела задремать.

Разбудили меня сильные руки, легко поднявшие с постели. Я испуганно вскинулась и обхватила широкие плечи мужчины. Губы накрыли страстным поцелуем, и я, почувствовав вкус апельсина, расслабилась, запуская пальчики в волнистые волосы.

— Куда мы идем? — спросила относительно спокойная я уже в коридоре, игриво поболтав ногами.

Спокойная я была именно потому, что Иней находился в человеческой ипостаси, то есть, кажется, сегодня ночью меня употреблять согласно назначенной Законом инструкции не станут.

— Ты спать куда-то не туда ушла, — спокойно ответил Инейран.

— Ты не говорил ничего на этот счет, — спокойно отозвалась я. — И не знаю, как ты, но я все же предпочитаю спать одна, и на основании этого сделала такие же выводы и по поводу тебя.

— Я тоже обычно сплю в одиночестве, — отозвался Инейран, но через несколько секунд спросил: — Лали, с тобой все хорошо?

— Насколько это возможно, — дипломатично ответила я, сжимая губы и прищуривая глаза.

Да просто великолепно! Как я еще могу быть, когда все планы полетели неизвестно куда и все оказалось напрасно?!

— Я тебя не узнаю, — признался наг, опуская меня на пол в своей спальне около постели, в которой мы провели вчерашнюю ночь. — Ты всегда была очень яркой, эмоциональной и искренней… Светилась. Ничего не скрывала.

— Повзрослела, наверное, — немного грустно ответила я.

— Ну… в этом есть и свои плюсы, — промурлыкал рыжий, наклоняясь ближе и почти касаясь моих губ своими.

Я глубоко вдохнула, втягивая его запах, от которого уже привычно кружилась голова.

— Странная у меня на тебя реакция, — прошептала я, перебирая его волосы. — Критичный настрой испаряется в никуда, когда ты так близко.

— Теперь ты отчасти меня понимаешь, — короткий, страстный поцелуй, от которого заныли губы.

— Ведь знаю же, что будущего нет, — прошептала я, скользя пальчиками по его лицу, очерчивая резкие черты, поглаживая твердую линию подбородка. — Настраиваю себя, пытаюсь закутаться в отстраненность. Но стоит тебе…

— …оказаться так близко, — продолжая фразу, выдыхает в губы Иней.

— …как все становится неважно, — едва слышным шепотом заканчиваю я.

Дыхание становится тяжелее, воздух вязким… вкусным, пропитанным его запахом.

Терпким, мужским, со свежей цитрусовой ноткой. Сводящий с ума коктейль.

Он так близко… не касается, просто стоит рядом, дышит так, словно пробежал милю, и это разжигает пожар в моем теле еще больше.

Пальцы все еще касаются его лица, но я, прикусывая губу убираю их. Вернее, пытаюсь, но он перехватывает мои руки, подносит их к губам, покрывая нежными поцелуями, потом наклоняется к моему ушку и шепчет:

— Сегодня ничего… ничего, чего бы ты не хотела. И я не буду становиться змеем. Обещаю.

Нежное ушко обводят языком, отчего я вздрагиваю, а потом и осторожно прикусывают мочку. Немного шершавые пальцы движутся по шее все ниже, поглаживают ключицы, и я, ощутив легкое покалывание, понимаю, что коготочки на руках Инейрана вовсе не человеческие. Он скользнул к плечу и подцепил тонкую бретельку сорочки, которая почти сразу проиграла острым когтям и толике магии. Тонкая ткань стекла с кожи, даря последнюю ласку невесомого шелка, и обнажила грудь, которую тут же накрыла большая горячая ладонь. Глаза закрылись сами собой, я прикусила губы и услышала тихий, бархатистый смех, отозвавшийся в теле легкой дрожью. Никогда не думала, что на голос может быть такая реакция.

Как оказалось, я еще много чего не знала. Голос и слова могли возбуждать едва ли не лучше откровенных ласк. Ну, в случае с девственной девушкой — так точно.

А Инейран знал, что сказать… как сказать… и сделать.

Не знаю, сколько времени прошло в изучении моего тела, в нашептывании милых и относительно приличных фраз на зардевшееся ушко.

Потом… как-то совсем естественно мои ладони скользнули на его шею, нерешительно коснулись края халата… и спустили его с плеч мужчины. Только услышав шорох упавшей на ковер ткани я поняла, что Иней остался обнаженным, и это осознание отдалось сладким жаром внизу живота.

Неумелые ладошки скользнули сначала по его рукам, а потом перебрались на широкую грудь. Изучать желанного мужчину в темноте оказалось проще… и сложнее одновременно.

Он, как и вчера, получил свое, и я была благодарна, что от меня это ничего не потребовало. Как-то слишком мало времени прошло. Вот так странно и невозможно. Мы изучали друг друга, мы о чем-то говорили, над чем-то смеялись.

Уснула я, лежа на груди мужчины, в кольце его рук, прильнув к большому телу.

Сорочка, а вернее — ее остатки, снова была на мне, но, можно сказать, что ее и не было: тонкая, как паутинка, и с порванными бретельками… какой она могла быть преградой? Но мне так было почему-то спокойнее, а Инейран не настаивал на том, чтобы снять ее вовсе. ему она не мешала.