Змеи Неба и Пламени (ЛП) - Кенни Ребекка Ф.
Я наклоняюсь, чтобы покусывать её приоткрытые губы, смакуя тихие стоны, слетающие с её губ. Я жажду каждого изменения в выражении её лица, каждого взмаха её ресниц, каждого лёгкого вздоха. Я покачиваю бёдрами, толкая член в неё в медленном, тяжёлом ритме.
— Быстрее, — шепчет она. Я целую ее и подчиняюсь, ускоряя толчки. Через мгновение я выхожу из нее и зарываюсь лицом между ее ног, лаская ее сладкий маленький клитор языком, облизывая ее вход, пока она не выдыхает: — Дракон, если ты не возьмешь меня прямо сейчас, я тебя убью.
С низким рычанием я снова вхожу в неё. Ощущения от члена невыносимо возбуждают, и я почти кончаю, просто войдя в неё.
— Не играй со мной, Серилла, — хрипло говорю я ей. — Только не это.
Она запускает пальцы в мои волосы, притягивает меня ближе, чтобы поцеловать.
— На этот раз я не буду тебя мучить. Я решила. Я приму твоих маленьких драконов.
Я хочу запеть, но не знаю песен, которые могли бы выразить всю мою радость. Я проникаю в неё глубже, просто чтобы увидеть, как её глаза затуманиваются от блаженства.
— Боже, с тобой так хорошо, — хнычет она. — О черт, я сейчас кончу…
Ухмыляясь, я набираюсь сил и трахаю её так быстро, как только могу, доводя её до оргазма.
Смотреть, как она кончает, — всё равно что наблюдать за восходом солнца. Все цвета страсти, красоты и восторга сливаются в изысканном умиротворении. Я стону, присоединяясь к ней, и моя сперма стекает глубоко в её тело.
Я остаюсь внутри, пока полностью не расслабляюсь. Когда я выхожу, из её розовой щели вытекает струйка спермы, и я загоняю её обратно большим пальцем. Она вздрагивает и вздыхает, когда я провожу рукой по её клитору, поэтому я слегка и быстро массирую его кончиками пальцев, пока она снова не кончает, на этот раз лишь слегка вздрогнув.
— Я никогда так сильно не хотела секса, — шепчет она, краснея. — Я чувствую себя такой слабой, наполненной и совершенной одновременно.
Я устраиваюсь рядом с ней и провожу ладонью по её плоскому животу. Совсем скоро он округлится, наполняясь новой жизнью… если только она действительно говорила всерьёз.
— Значит, в этот раз ты не станешь пить травы?
— Нет.
— Что заставило тебя передумать?
— Две вещи. — Она поднимает два пальца. — Во-первых, когда ты сказал, что отпустишь меня. Во-вторых, когда ты сражался с самим собой во время брачного жара — и сумел сохранить контроль. В тебе есть доброта и милосердие. Тебе просто нужно научиться проявлять их чаще — и не только к своим сородичам.
— Знаю.
Слова даются мне с трудом, но она права.
Я не настаиваю на разговоре о потомстве, и она тоже не требует от меня объяснений. Спустя несколько минут Серилла выбирается из гнезда и осматривает оставшуюся тушу оленя, подвешенную в глубине пещеры.
— Нужно приготовить это мясо, пока оно не испортилось. Здесь прохладно, но недостаточно холодно. Если его зажарить, оно дольше продержится.
Мы проводим несколько часов, занимаясь готовкой. Она пытается научить меня, объясняя множество правил, которых я не понимаю, рассказывая о разных котлах, сковородах и инструментах, которые обычно использует, перечисляя свои любимые приправы. Я слушаю, пока не чувствую, что голова вот-вот лопнет от избытка информации. Чтобы заставить её замолчать, я подхватываю её, усаживаю на свои плечи, прижимая к стене пещеры, её горячая плоть оказывается перед моим лицом — и я пожираю её, доводя до крика. А затем опускаю её на четвереньки и вхожу в неё, пока звуки наших тел не начинают эхом разноситься по пещере.
Эти звуки слышны часто в последующие дни. Я одержим её мягким телом, изгибом её груди, тугим теплом её промежности и сияющим счастьем в её глазах, когда она смотрит на меня.
Когда я в драконьем обличье, жар уже не такой нестерпимый, как в первый раз. Её запах слегка изменился, и каким-то образом я знаю — она уже носит моё потомство. Из-за этого потребность оплодотворить её ослабевает, но желание обладать остаётся неукротимым.
К четвёртому дню её живот заметно округлился. Она молчит об этом, и иногда я ловлю её на том, что она проводит рукой по выпуклости, неуверенно хмурясь.
Я пытаюсь помочь.
— Всё будет хорошо. Телисе сказала, что яйца будут достаточно маленькими, чтобы ты могла легко их отложить.
— Я знаю, — она бросает на меня раздражённый взгляд. — И я рада сделать это для тебя, но всё равно это… странное чувство. Я люблю детей, всегда хотела их, но я никогда не представляла, что всё произойдёт вот так. Это так быстро…
Я складываю крылья за спиной и подхожу ближе, с любопытством глядя на неё.
— Сколько длится беременность у людей?
— Девять месяцев.
— Девять грёбаных месяцев? Самки носят потомство в себе почти год? Это жестоко.
Серилла смеётся, и это мне нравится, хоть я вовсе не пытался пошутить.
— Это и правда жестоко, — говорит она. — Кому-то нравится, кто-то ненавидит это время, но так или иначе, девять месяцев — это очень долго. А роды… это больно. Иногда настолько, что рвутся ткани. Бывает, случаются осложнения, и тогда погибает либо ребёнок, либо мать.
— Кладка у драконов безболезненна. Яйца выходят легко. Но иногда… они так и не вылупляются.
— У людей нет яиц. Дети рождаются из плода, который развивается в материнском теле. Всё это… кроваво и покрыто слизью.
— Звучит отвратительно.
Она снова смеётся и легко касается пальцами моего носа.
— А ты думал, что появление на свет — это красиво? Скажи, какого размера обычно бывают драконьи яйца?
— Я давно видел яйца своего брата и сестры, но… наверное, вот такие.
Я когтем черчу на каменном полу пещеры продолговатый овал.
— О, — облегчённо вздыхает она. — Примерно с человеческую голову. И Телисе говорила, что наши яйца будут даже меньше. Значит, детёныши должны быть совсем крошечными.
— Крошечными. Но они растут удивительно быстро. И почти сразу после рождения говорят на драконьем языке. Они слышат его ещё в яйце, понимаешь?
— Умные малыши, — шепчет Серилла. — Интересно, как будут выглядеть наши… и что они подумают обо мне, если я…
Она замолкает, прикусывая губу.
— Если ты что?
Она поднимает на меня взгляд, и её синие глаза полны вины.
— Я думала… возможно, будет лучше, если я вернусь на материк до того, как они вылупятся. Было бы жестоко дать им привыкнуть ко мне, если я всё равно собираюсь уйти.
В груди вспыхивает глухая, жгучая боль — чистый инстинкт, первобытная реакция на мысль о её уходе. Я не должен удивляться, что она подняла этот разговор — в конце концов, я сам предложил отпустить её. Но за последние дни я позволил себе наивно надеяться, что она может передумать. Что принцесса останется здесь, в пещере, с драконом, который пожирает окровавленные туши, справляет нужду с утёса, и изрыгает пламя, когда злится или тревожится…
Чёрт, если подумать, звучит это нелепо. Я вёл себя как глупец.
Моя человеческая форма не даёт ей ничего большего, чем драконья. Я лишь лучше контролирую превращения, но у меня нет других умений, которые могли бы быть ей полезны. Единственное, на что я годен в этом теле — как следует трахать свою пленницу.
Нет ничего удивительного в том, что она предпочла не оставаться.
Она смотрит на меня, ожидая ответа.
— Да, возможно, так будет лучше, — тихо говорю я. — Маленькие драконы запоминают своих родителей с первого взгляда. Если они никогда не увидят тебя, им будет проще.
Я замечаю, как на её лице мелькает боль, но она тут же её подавляет. С того момента, как начался брачный жар, я стал острее чувствовать её эмоции, стал осознавать, где она находится, даже во сне. Отец рассказывал мне, что после первого сезона спаривания самцы драконов обретают связь со всеми самками — могут ощущать их присутствие, их состояние. Сначала это смутное чувство, но с возрастом оно становится сильнее.
Я не был уверен, будет ли у меня такая связь с Сериллой — ведь она не дракон. И теперь радуюсь, что чувствую её.
