Путешествие Иранон (СИ) - Мелисса Альсури
Жар и миражи
Я замерла, словно испуганный зайчик, сжавшись и стоя на коленях перед опадающим телом своего врага и мучителя. Сознание мое, как и плоть, застыло в ужасе, я не могла поверить в произошедшее. Какие-то доли секунд решили судьбу Сверра, окропив меня его кровью, что стекала сейчас по голове, рукам и по шее за воротник дубленки. Горло саднило, подкатила тошнота, но показалось, что едва я шевельнусь, подобная смерть встретит и меня, отделив голову от туловища. Кто-то или что-то было настолько сильно и неожиданно, что я предпочла бы зарыться в снег, спрятаться и не высовываться, пока не увижу, что в зимней метели далеких краев я осталась одна, и кроме холода мне ничего не угрожает.
Передо мной мелькнули чьи-то ноги, обтянутые кожаными сапогами с торчащей по голени меховой подкладкой. На плечи что-то упало, закрыв меня и придавив к земле. Вздрогнув, я чуть было не подняла голову, чтобы посмотреть на пришельца, но страх оказался сильнее, заставив меня закрыть шею руками, будто они могли спасти меня от топора.
— Эй, маленькая, ты не ушиблась? Уж больно нехорошо ты упала, к тому же на снегу сидишь. Вставай, замерзнешь же. Не бойся, я тебя трону.
Передо мной присел мужчина, крепкий и рослый, как большинство местных жителей, с вытянутым лицом и словно выточенными местными злыми ветрами скулами. Челюсть обрамляла темная щетина, глаза ясные, словно зимнее небо, смотрели на меня лукаво. Губы тонкие, но ярко вычерченные растянулись в добродушной улыбке. Длинные, почти черные волосы рассыпались по плечам, среди них нашлись пара седых прядей.
— Кто вы?
Это, кажется, единственное, что я могла сейчас сказать. Внутреннее напряжение росло, я перестала чувствовать ноги, тело мелко задрожало то ли действительно от холода, то ли от испуга.
— Вильгельм, из Бельсдаля. Меня должны были ждать на празднике, но… послушай, ты видела Хальварда или мою сестру Фригг? Они живы? Они успели укрыться?
Я успела дважды кивнуть, прежде чем меня откровенно заколотило, а слезы непрошенным потоком хлынули из глаз. Вновь опустив голову, я попыталась вытереть их, хоть как-то сдержав свои чувства, но не смогла притронуться к лицу багровыми, липкими ладонями. Сдавшись, я в бессилии уронила руки на колени и не сдержавшись, разрыдалась, так, будто мое тело вместе с слезами пыталось избавиться от всех сегодняшних горестей, боли и страха. Бесстыдно и абсолютно открыто, я не плакала так сильно никогда раньше, взвыв во весь голос и не в силах выговорить ни единого внятного слова, да и едва ли они были нужны, едва ли кто-то поймет, какой ужасной была эта ночь и как много я могла потерять.
— Тише-тише, маленькая Нанна сканд."храбрая», все хорошо, тебя никто не обидит, что же ты…
Вильгельм покрепче укутал меня в свой плотный, невероятно теплый плащ, что своим немалым весом будто обнимал плечи, и, лишь на мгновение замешкавшись, подхватил на руки, как ребенка, позволив обхватить шею и поливать ее слезами. Просторный капюшон тут же упал на голову, отгораживая меня от окружающего мира. Тихое увещевание оборотня доносилось до меня смутно, словно чья-то невнятная молитва, но я чувствовала, что он старается меня успокоить, то говоря о каких-то глупостях, то обещая всевозможную помощь и защиту.
Как мы добрались до храма Труд, я не запомнила. Разум, уставший от потрясений, утянул меня в глубокий, но в тоже время тревожный сон, в котором я запуталась, словно мушка в чужой паутине. Размытые образы, отголоски чувств и смутное ощущение страха сменялись дрожью, жаром или ознобом. В самые тяжелые минуты кто-то ласково гладил меня по голове, приподнимал в постели и поил горьковатым отваром трав, после чего я, не открывая глаз, вновь проваливалась в темноту, расцвеченную лишь искаженными, всплывающими в голове воспоминаниями о жизни в Заре. Отчуждение, что я чувствовала там, и невозможность стать полноправной частью исконных земель, словно в кривом зеркале, показывались мне чрезмерно ярко.
Дети, что шептались за спиной, сбиваясь в маленькие стайки, уже познали первые секреты своей семьи и народа, с благоговением делясь впечатлениями и не подпуская к себе, дабы я не подслушала то, что не предназначалось для моих ушей.
Странные речи взрослых, что намеками у уловками обсуждали при чужаках какие-то только им ведомые знания и истории. Со стороны временами казалось, что эти люди знают вообще все на свете, имеют ответ на любой вопрос, но тебе никогда не расскажут его, предпочитая помалкивать и хранить всю суть мира только в своей голове, передавая эти важные и великие секреты только своим непосредственным наследникам: от матриарха, к ее собственным детям и внукам.
Проходили года, даже десятилетие прошло, песок бесконечной пустыни нес крики азиф, набивался в трещины домов и полировал светлые улочки с аккуратными домами и древними развалинами первого города, но я всё еще оставалась чужой для жизни в Заре. Всё еще оставалась гостем в таких привычных, но так и неузнанных мной краях, и не могла рассчитывать на возможность полноценной жизни там, даже с поддержкой тетушек. Исконные земли приютили меня, взрастили, дали кров, но не стали мне домом, и в моих силах оставалось лишь смириться или попытать шанс в поисках родины.
Всё это складывалось, множилось, преумножалось во сне, превращаясь в знакомый, набивший оскомину кошмар, где я бродила по пустынным улицам в поисках хотя бы одной живой души. Песок медленно затягивал дорогу, просачивался под одежду, мешал дышать, забивался в рот, скрипя на зубах, оседал сухой пылью на губах и лез в глаза. Я пыталась укрыться от него, спрятаться, найти приют среди множества окружающих меня домов, но все двери были заперты, дворы закрыты, и ни единого фонтана не встречалось по дороге. В окнах мелькали тени, притаившись на чужом пороге, можно было услышать едва слышный шепот, но
