Тень Чернобога - Евгения Витальевна Кретова
Катя легла на кровать, обняла подушку. По потолку бродили продолговатые тени, свет фар скользил по стенам. Она прикрыла глаза, представила свою прежнюю жизнь: спокойные вечера за книгой, уютный плед, запах готовящегося ужина, болтовня с мамой, планы на будущее, страх поступления в университет. Все осталось в прошлом. Но что она получила взамен?
Ярославу. У нее никогда не было сестры или такой близкой подруги.
Антона. Первый поцелуй – это же много, верно? Это навсегда. Хоть он и не настоящий, и вообще… Антон, конечно, был теперь словно перевернутой страницей в давно прочитанной книге. В том мире, из которого она ушла безвозвратно, где навсегда остались мама и уютный плед.
Берендея. С ним тепло и надежно. И он сказал, что выбрал ее. И правда, выручал не раз.
Данияра. Из-за него неспокойно на душе, болит и ноет, и хочется в подушку уткнуться и плакать. И представлять, что это его грудь. Его образ – самый яркий, укутанный тайной. Непонятно, на какую сторону и на какую чашу весов его поместить, поэтому он и остается в центре, занимая все воображение. Силуэт в окне. Немного мрачный, наполненный невероятной стихийной силой. Будто ветер на вершине утеса. Или прибой на каменистом берегу. Или…
Она осеклась.
«Ты влюбилась?» – усмехнулась она про себя.
Кажется, прозвенел звонок. Кто-то пришел. Мужской голос. И Ярушка что-то говорила.
Катя не слышала. Уткнув лицо в подушку, она спала.
* * *
Рауль Моисеевич медленно шел к автобусной остановке. Увиденное сегодня, конечно, не могло быть фокусом. Но и в реальность, в которой живые люди превращаются в иглы и обратно, его жизненный и врачебный опыт тоже отказывался верить. Раны на теле юной особы, которые он только что осмотрел, – не часть ли какого-то сатанинского обряда? Рука в нерешительности потянулась в карман – за клочком бумаги с телефоном Виктора Геннадьевича Лескова, недавнего знакомого следователя. Но с другой стороны – что он ему скажет? Что донимает граждан своим беспокойством, что ходит в эту подозрительную квартиру? А раны и ожоги – да мало ли где человек мог так обвариться? Не смертельно, хоть и неприятно. И заживать, скорее всего, будет долго.
Он убрал листочек обратно в карман.
Доктор шел и шел вперед, чуть опустив голову и спрятав ее от ветра. Вечер разгорался желтыми огнями, а он давно прошел мимо нужной автобусной остановки.
Так, сам не заметив этого, Рауль Моисеевич обнаружил себя у подъезда Катиного дома. Оглянулся в недоумении.
– Как это я так?
Растерянно огляделся – точно, этот же дом. Эта же улица. Пожал плечами.
– Ну, зайду тогда, простит молодежь мое старческое беспокойство, надеюсь, – он решительно дернул дверь подъезда.
Поднявшись на четвертый этаж, позвонил и на всякий случай проговорил в замочную скважину:
– Это доктор, я был у вас сегодня.
Он едва успел договорить, как дверь распахнулась: на пороге оказался незнакомый юноша, темноволосый, решительный.
– Добрый вечер. Хочу взглянуть еще раз на больную. – Ему отчего-то стало неловко, что солгал, поэтому добавил: – На самом деле шел домой, а ноги сами привели сюда. Чудеса сегодня происходят…
– Да, чудеса, – юноша странно повел плечом, посторонился, пропуская его внутрь. – Ярослава как раз проснулась. Будете чаю? Вы замерзли.
Рауль Моисеевич кивнул. Сбросив куртку и разувшись, прошел в ванную – помыл руки. И только тогда заглянул в комнату: его пациентка морщилась от боли, переворачиваясь на бок. Заметив доктора, удивилась:
– Ой, вы? А чего это?
– Дай-ка раны твои посмотрю.
– Лучше уже, честно.
Она снова перевернулась на живот, поправила сорочку.
– Где ж тебя так угораздило-то? – пробормотал доктор, а про себя отметил, что ранки и порезы выглядят так, будто их уже неделю успешно лечили. Почти сошли на нет небольшие порезы.
– Не повезло просто, – уклончиво отозвалась больная.
Рауль Моисеевич прищурился:
– А этот, который светловолосый, только в иглу умеет превращаться?
Девушка замерла. Изумленно посмотрела на доктора:
– Только.
– Хорошо.
– Что хорошего-то? Он зачем вам открылся-то? – девушка начинала злиться, от этого раны становились ярче и проступали на белой коже.
Доктор дружески похлопал ее по руке:
– Ну-ну, не злись, пожалуйста… Ишь какая сердитая. Ничего ж страшного не случилось, я никому ничего не рассказал, да и не собираюсь. Или вам, как в фильмах, говорить посторонним запрещается и теперь у вас всю магию заберут?
Ярослава уткнулась в подушку, засмеялась:
– Да уж прям… Только, ежели кому проболтаетесь, того уж придется в жабу превращать.
– А ты умеешь?
Ярослава обернулась, кивнула утвердительно:
– Умею. И в жабу, и щуку. И в собаку подворотную… Рауль Моисеевич пожал плечами:
– Ишь ты какая. Настоящая волшебница, выходит? – девушка опасливо кивнула. – И где ж вас таких учат?
– В Аркаиме… Не верите мне, да?
Доктор уже не знал, чему верить. Конечно, не в магию, но все-таки. Девушка хлопнула в ладоши – между ними загорелся светлый голубой шар, будто электрический.
– Это светозар.
Она сделала руками что-то вроде водоворота, будто размешивая невидимую кашу в котелке, – из-под пальцев выскользнуло серое, будто сигаретный дым, облако.
– Это темный морок. Он нам служит.
Будто в подтверждение ее слов внутри облака мелькнули острые ушки, выглянула любопытная мордочка и выскользнула из глубины призрачным зайцем. Чуть увеличившись в размере, зверь подпрыгнул. Поймав светозар, стал с ним играть – перекатывать между передними лапами.
– Чудеса, – прошептал Рауль Моисеевич.
– Вы добрый. По глазам вижу, – девочка аккуратно присела. – Только вы… одинокий больно.
– У меня дочка, внуки… – доктор улыбнулся. Улыбка получилась странная, потерянная.
– А в сердце тоска. Холод чувствую.
Рауль Моисеевич вздохнул, но промолчал.
– Поэтому вы сюда и вернулись. Потому что дома холодно и пусто.
– Ты просто цыганка, – он скептически хмыкнул. Но отрицать не стал.
Девушка качнула головой, заправила за ухо пушистую прядь.
– Нет. Это морок вместо вас говорит. Он вокруг вас кружится. Он вам всю жизнь помогает людей врачевать. Вы, правда, думаете, что это опыт, везение, интуиция…
– Ну-ну, так уж морок этот твой помогает, – доктор обиделся. – Я все-таки в институте учился, у меня практика… Чутье…
– Так и я о том: только истинному мастеру своего дела морок служить станет. Из всего этого складывается призвание.
Рауль Моисеевич молчал.
– Ишь ты, призвание… Интересно ты говоришь, красавица. – Он поднялся. – Выздоравливай. Завтра еще, может, загляну… Если заскучаю.
Подмигнув, он вышел в коридор. Его вроде бы еще чаем напоить обещали.
* * *
Она пробудилась внезапно.
Город за окном наконец стих. Три часа ночи. Прислушавшись, не
