Орчиха в свадебной фате - Соня Мишина
Что ж. Кажется, остается единственный разумный выбор. Б-ракон нам пригодится и, если уцелеет в походе, то останется Алаиру живым напоминанием о первой безвременно ушедшей в иной мир супруге. Ха! Забавно. Про ушедшую в иной мир — это даже не художественное преувеличение получается!
― Б-ракон. Выбираю боевого б-ракона. ― В свой ответ я вложила как можно больше твердости и уверенности и даже сумела вполне искренне и радостно улыбнуться: как бы то ни было, а вознаграждение мимо меня не пройдет!
Король Фрайсленда понимающе кивнул:
― Ожидаемый выбор. Настоящая наемница просто не могла сделать другого. Правда, не будь ты женой Алаира, я бы спросил тебя, на какие средства ты собираешься содержать эту прожорливую махину.
― Не будь я женой Алаира, мне такой выбор в принципе не светил бы, ― проворчала я тихо: вроде как возражать его величеству неприлично, но и промолчать было невмочь.
К счастью, монарх лишь хмыкнул в ответ и пригласил:
― Ну, гости дорогие, давайте-ка проследуем во дворец. Мои слуги вас расселят, устроят, а через пару часов жду на обед. Тогда и поговорим подробнее о том, чего вы задумали.
До дворца, впрочем, его величество нас провожать не пошел. Кивнул величаво и удалился по своим королевским делам. В гостевое крыло нас отвел один из королевских секретарей, молодой, но уже исполненный сознания собственной важности настолько, что никого, помимо магварра, ни словом, ни взглядом не удостоил.
― Твои любимые покои как всегда свободны и ждут тебя, трибун, ― обратился секретарь к Алаиру, когда мы уже поднимались по широким и высоким ступеням, ведущим к высоким двустворчатым дверям, на удивление, никем не охраняемым. ― Наемников и музыкантов отправлю общую людскую.
― Музыканты ― мои гости. Наемники ― мой отряд. Нечего им в общей людской делать, ― вид у моего мужа сделался таким высокомерным, что куда там секретарю! ― Распорядись, чтобы моих воинов разместили в казарме, в секции с отдельным входом, с баней и столовой. А маг-артам в моих покоях прикажи спальни приготовить.
― Как прикажешь, трибун! ― тут же поклонился секретарь, хотя по его сжавшимся губам было видно, что с решением Алаира он не согласен, просто перечить не смеет.
Алаир, впрочем, на недовольство секретаря чихал с высокой колокольни.
― Идем, жена, ― он взял меня под руку и повел через распахнувшуюся при нашем приближении створку входной двери. ― Маг-арты, прошу следовать за мной. Посидим в гостиной, подождем, когда подготовят наши комнаты.
К счастью, ждать долго не пришлось. Мы не успели толком рассесться в креслах, выпить кто воды, кто рецинты, и придумать тему для общей беседы, как прислуга, вышколенная и явно обладающая магическими способностями, уже проветрила помещения, изгнав из них всю пыль и запах затхлости, сняла с мебели чехлы и постелила свежее белье в спальнях.
― Пожалуйте отдыхать, магварр, маг-арты! ― спустя каких-то десять минут вошла в гостиную и поклонилась пожилая горничная, явно не знавшая, кто я и как ко мне обращаться, а потому предоставившая Алаиру самому решать, куда меня девать.
И снова Алаир уцепил меня под локоть и повел за собой, махнув по пути маг-артам на одну из дверей, выходивших в гостиную:
― Располагайтесь, умывайтесь и оденьтесь в лучшее, что у вас есть. Меньше пищи будет для пересудов у зазнаек вроде этого секретаря.
Маг-арты покивали, давая знать, что услышали и вняли. Мы с Алаиром прошли в очередную гостиную, на этот раз ― совсем небольшую и явно не рассчитанную на прием более чем одного-двух гостей.
Муж тут же сгреб меня в охапку, обхватил горячими ладонями мою голову, потянулся к губам поцелуем:
― Соскучился! ― прошептал хрипло. ― Как же утомительны эти орочьи обычаи!
Вот только я на поцелуи настроена не была. Совершенно!
Чуть повела головой, подставляя под поцелуй щеку вместо губ. Уперлась ладонями в сильную грудь.
― Так значит, ты на мне женился, чтобы клинок твой всегда при тебе был? ― спросила о главном, что сидело занозой в сердце и мешало дышать. ― Пожалел, значит, орчиху-наемницу?!
Лицо магварра вытянулось. Синие глаза потемнели, зубы сжались, а брови съехались к переносице.
― Что не так, Барбра? ― низким рокочущим голосом переспросил он. ― Чем я снова тебе не угодил?
― И ты еще спрашиваешь?! ― оскалилась я, нарочито показывая клыки. Пусть небольшие, но вполне себе острые! ― Что ж ты мне про любовь заливал, трибун?
― Заливал? ― Нахмуренные брови мужа поползли вверх, отчего на лбу появилась парочка морщин. ― Я не ничего никуда не лил!
― Лил! Воду на мельницу! ― продолжая шипеть и выворачиваться из объятий мужа, заявила я.
У Алаира внезапно опустились руки. Я даже пошатнулась, потеряв опору. Невольно отступила на пару шагов, уставилась на трибуна вопросительно:
― Ты чего?
― Я тебя не понимаю, Барбра. Ты говоришь загадками. А еще мы ссоримся. Недели не прошло, как поженились, а уже ругаемся. Надо ли мне было бегать от невест-аристократок? Какая разница, кто мне скандалы устраивать будет?
― Так тебе без разницы?! Да ты сам виноват! Правильно сказал его величество: у тебя одна жена ― война, а я ― так, приложение к живому клинку. И, знаешь, я даже не против! Предложил бы брак по договору, сказал бы прямо, что это ради дела. А ты зачем-то чувства изображал!
Алаир закрыл глаза, стиснул зубы, шумно и дымно выдохнул. Так, будто сделал перед этим затяжку крепкого табаку.
— Значит, вот какого ты обо мне мнения, жена, ― процедил глухо. ― За лицедея меня принимаешь. И мое слово, слово трибуна, пустым звоном мнишь. Что ж замуж-то за меня пошла? На титул трибуна и состояние королевского воспитанника позарилась? Твои слова о любви — в них хоть доля правды была?
В голосе Алаира, в его напряженной позе и горьком изгибе губ было столько боли, что у меня защемило сердце. в голове вдруг все сдвинулось и прояснилось, будто сошло с меня затмение, спала пелена с глаз. действительно: с чего я
