Берегись! Сейчас я буду тебя спасать - Ксюша Левина
Глер и Эмма вышли на палубу, где уже суетилась команда, и никто не обратил на них практически никакого внимания. Зато Эмма в каждом искала знакомые призначи, ждала, когда кто-то из них что-то скажет на неведомом Глеру языке. Хотела понять, общаются ли водные и земляные маги между собой словами молитв?
Но все молчали, делали свои дела, и только иногда Эмма видела, как лёгкий бирюзовый туман – не пар, какой создавала она, вдруг помогал расправить парус, развязать непослушный узел или толкнуть рычаг, застрявший из-за соли.
– Они все колдуют… по-настоящему, – прошептала Эмма, а Глер на секунду сжал её пальцы и ушёл.
Они не могли никак себя выдать и дни должны были превратиться в бесконечные часы тоски по их ночам.
А после – Пино.
После – шанс на то, что скоро всё станет хорошо.
Глава про шторм
Глер в то утро растолкал Эмму и шепнул: “Сегодня мы сойдём на берег!”
А она только улыбнулась и спряталась под одеялом.
Он ещё не знал, что увидит, поднявшись на палубу, и был уверен, что ещё несколько часов, десять или одиннадцать, и их путь окончен. Их цель достигнута. И месяцы скитаний на “Гордости Танната” можно забыть как страшный сон.
А над судном сгустились тучи. Чёрные, грозовые. И ветер стал ледяным и колючим, а волны поднимались всё выше.
– Что это? – Глер поднялся на капитанский мостик, где Свияр стоял, вцепившись в фальшборт, и всматривался в тёмно-серую даль, где небо соединилось с водой.
– Шторм, вот что это, – рявкнул капитан.
– Но… мы уже близко, верно?
– И что же? Хочешь сойти – дерзай! Чёртов Пино! Я оставлю этих парней на дне, кормить рыб, из-за горстки золота! Нам всей командой не успокоить этого дьявола!
Глер и сам понимал, что на них надвигался не просто шторм, а сама смерть, будто старый артефакт защищал Пино от нежданных гостей. Только куда теперь денешься?
И пусть хоть сколько месяцев провёл Глер на этом судне, а всё равно понятия не имел, как справляться с такой стихией. Убийственной и беспощадной.
Эмма, одетая как мальчишка-матрос, в фуражке, висела на такелаже и так же, как и все, хмуро вглядывалась в горизонт, скрытый стеной приближающегося ливня.
– Эмма! – взревел Глер, понимая, что должен всеми силами постараться её защитить, то мальчишка-матрос только покачал головой и скинул фуражку.
– А как насчёт того, чтобы самого дьявола о помощи попросить? – прокричала Эмма.
За эти дни она многому научилась, будто освободившись от корсета и юбок, решила превратиться в настоящего матроса. Теперь она раскачивалась взад-вперёд, как на качелях, а команда смотрела на неё, чуть щурясь.
– Как ты Ларса назвал? – хохотнул Кэп.
– Никак, – мотнул головой Глер, глядя на Эмму.
– Помолимся, ребята? – крикнула она, и команда стала слушать внимательнее, а капитан крепче сжал планширь.
– Что он несёт… Он… маг? – прохрипел еле слышно Свияр.
– Да. Земляной.
– Вот оно что… я уж думал, они ни на что не годны!
Огромная волна по меркам Глера и совсем уж крошечная по сравнению с теми, что надвигались с севера, ударила в правый борт, и судно тряхнуло. Команда вцепилась кто во что, друг в друга, в снасти. Поднялся невероятный шум и ор, а Эмма будто птичка пролетела над их головами, крепко держась за канаты.
– НУ ЖЕ? Вам что, жизнь не дорога? – прокричала она, и капитан усмехнулся.
– А ну все вместе! – рявкнул он.
Глер с изумлением и восторгом смотрел на то, как самые хилые и грязные матросы, от которых и ожидаешь меньше всего, стали закрывать глаза и отчаянно что-то шептать. И Эмма шептала, только если водники смотрели на горизонт и разбушевавшуюся стихию, то она туда, где должен быть Пино.
Она просила помощи у земли, они – у моря.
Корабль охватило настоящим вихрем, будто мощный поток ветра, почему-то окрашенного в синий цвет, налетел и ударил прямо в левый борт, и среди всего этого тонкая изумрудная полоса – Эмма. Она уже не шептала, а кричала, и нестройный гул команды поддерживал её. Язык был странный, Глеру незнакомый. Он был тягучим, должно быть, но в шуме дождя, который добрался до “Гордости”, уже казался резким. Голоса еле перекрикивали шум. Стоящий рядом с Глером Свияр тоже набрал в грудь воздуха и стал говорить. Медленнее других. А потом развернулся лицом к стихии, и его голос, похожий на сам гром, словно перекрыл остальные.
Волна била в правый борт, ветер – в левый.
– НЕ ДАЙТЕ ПЕРЕВЕРНУТЬ КОРАБЛЬ! – взревел капитан.
И Глер, чувствуя себя слишком беспомощным, кинулся к Эмме на такелаж, взобрался туда, еле справляясь с порывами дождя и ветра, и завис так, чтобы их лица были на одном уровне.
– Что… как говорить… – проорал он, перекрикивая свист в собственных ушах.
– Ты сам поймёшь! – крикнула Эмма. – Слова молитвы не выучить! Просто начни, это в тебе! Верь в то, что делаешь!
И она подмигнула, как настоящая морская дияволица, крепче ухватила канат и чуть согнула в коленях ноги.
Такелаж качнулся, и Эмма, теперь уже с Глером, пролетела над головами матросов.
Ей будто до смерти нравилось то, что происходит, нравилось купаться в этой магии, которая пропитывала сам воздух наравне с дождём и морской солью.
– Давай же, это просто! – она подмигнула, потянулась и впилась в губы Глера таким поцелуем, каких он никогда не знал, даже в те их ночи на “Гордости”, что прошли в, казалось бы, совершенной откровенности и открытости.
И стоило Эмме от Глера оторваться, стоило ей снова начать вопить незнакомые слова, Глер мелко кивнул и зажмурился.
Это ни на что не выло похоже, но какое-то зерно внутри, налившееся счастьем обладания, любовью к женщине, счастьем единства с без малого сотней людей, азартом от встречи с безумной стихией, точно росток требовало
