Охотники за душами - Крис Брэдфорд

Внезапно снаружи все стихает, и тишина кажется страшнее, чем шум ударов.

– Нужно получше защитить это место, – шепчет Габриэль.

Он подбирает свою трость и широкими шагами идет обратно по проходу. Я следую за ним к амвону, на котором лежит коробочка с разноцветными ручками и несколькими кусками белого мела. Его пальцы нащупывают мелок, потом он возвращается в середину церкви, туда, где центральный неф пересекается с поперечным. Опустившись на колени, он рисует на мощенном каменными плитами полу странные символы, бормоча что-то на латыни:

– Dum mors erit, desperatio…

Я заглядываю ему через плечо. Хоть он и потерял зрение, его движения остаются точными и целенаправленными. Правда, я совершенно не могу понять, что он рисует.

– Э-э-э… вообще-то я скорее думала о баррикадах, – без особой надежды предлагаю я.

– Конечно, заблокируй входы всем, что тут найдешь, – бормочет Габриэль, погруженный в работу. – Но это задержит их лишь на какое-то ограниченное время. А нам нужна защита помощнее, чем физические преграды.

Оставив Габриэля колдовать над рисунком, я бегу к широким двойным дверям в западной стене. Они заперты, но я на всякий случай подпираю их тяжелой скамьей. Заодно пододвигаю к основному входу книжный шкаф, это тоже не будет лишним.

– Что мне еще сделать? – Я оглядываюсь в поисках других дверей, но не нахожу их.

– Зажги свечи, – отвечает Габриэль, не отрываясь от лихорадочной работы над рисунком. – Нужно разогнать темноту.

Осмотревшись, я замечаю небольшую металлическую полочку с огарками свечей, которые зажигали верующие. Среди них мне удается найти несколько прогоревших не до конца и полупустой коробок спичек. Я зажигаю три свечки, потом замечаю на алтаре еще две свечи в латунных подсвечниках и, взбежав по ступеням, зажигаю и их тоже.

Как только их огоньки разгораются, колеблющееся пламя освещает распятие над алтарем. Только теперь я понимаю, что оно перевернуто!

Уверенная, что нам не помешает любая помощь и поддержка, я иду было поправить распятие, как вдруг витраж над моей головой взрывается осколками. Я с визгом закрываю лицо руками, осколки каскадом сыплются вниз, следом за ними на пол падает кусок кирпича. Мгновением позже с грохотом распахивается незамеченная мной дверца в северной капелле, и Дэмиен вступает в церковь.

– Надеюсь, не опоздал на службу, – ухмыляется он. – Мне пришлось задержаться, чтобы найти вот это.

В руке он сжимает нефритовый кинжал, мокрое от воды лезвие блестит в свете свечей.

– Габриэль! Спасайся! – кричу я, видя, что Дэмиен шагает прямо к коленопреклоненному Душевидцу. – Танас здесь!

Габриэль поднимается ему навстречу. Однако, прежде чем ударить священника ножом, Дэмиен останавливается и смотрит на меня своими мертвыми черными глазами. Он смеется, и его каркающий смешок разносится по всей церкви:

– Милая моя Дженна, ты совершенно права! Танас здесь. Вот только… я не Танас.

Я в изумлении смотрю на него. Кто же он тогда? Этот человек с черными глазами был во всех моих Отблесках, тень его души пятнала все мои жизни. Перед моими глазами проносится непрошеный ряд лиц: Охотник за головами, которого прикончил стрелой Хиамови… римский солдат в красной тунике, обыскивающий лес… круглоголовый, ранивший Уильяма в бок алебардой… младший жрец народа Тлетл, пытавшийся довести до конца жертвоприношение, пока кусок плавящегося камня не попал ему в голову и не убил наповал…

Только теперь я понимаю, кем на самом деле был Дэмиен во всех моих жизнях. Не маршалом в пробковом шлеме, не римским центурионом, не круглоголовым с палашом в руке, не верховным жрецом… Нет, никем из них: он всегда был лишь правой рукой повелителя Воплощенных. Неудивительно, что его не удалось убить обсидиановым клинком.

– Тогда… тогда к-кто же Танас? – я заикаюсь и чувствую, как холод пробегает по венам.

Только теперь я замечаю, до чего странно выглядит все в церкви. Цветы давно засохли. Огарки свечей на подставке сделаны из черного воска. Латинская надпись над кафедрой гласит: «Где Богу строят церковь, дьяволу достается часовня». И самое очевидное – перевернутое распятие над алтарем! Эта церковь не просто заброшена, она осквернена. Она больше не под защитой – неудивительно, что Охотники спокойно зашли в нее.

И тут же меня настигает следующее страшное откровение: священник нарочно не запер боковую дверь…

Мой взгляд падает на рисунок на полу – огромную перевернутую пентаграмму в окружении оккультных символов и зловещих рисунков со скарабеями и скорпионами. Дэмиен жестоко улыбается.

– О, Дженна, тебя обманули, – говорит он. – Я вовсе не Танас… Я служу Танасу.

И он с поклоном протягивает нефритовый кинжал Габриэлю.

– НЕТ! – Я в ужасе отшатываюсь и спотыкаюсь об алтарь. Пытаюсь за что-то ухватиться, земля словно выскальзывает из-под ног.

– Этого не может быть… Ведь вы же Душевидец…

Однако священник с благодарностью принимает из рук Дэмиена нефритовый клинок. Потом он отбрасывает в сторону очки, я вижу его истинное лицо. Я захлебываюсь криком, но не могу отвести взгляд от его вертикальных змеиных зрачков. Темные бездонные водовороты глаз затягивают меня, и я тону во тьме.

40

Размеренный рокот заклятия на древнем мертвом языке приводит меня в сознание. Я моргаю, с трудом поднимаю тяжелые веки и вижу над головой низкий сводчатый потолок. В него упираются колонны из крошащегося известняка, на которых вырезаны химеры и искаженные гримасами лица. В свете дюжины черных свечей по стенам пробегают жуткие уродливые тени. На кирпичных стенах грубо намалеваны древние символы и перевернутые пентаграммы вроде той, что я видела на полу оскверненной церкви. Приторный густой запах от плавящегося воска пропитывает воздух, от него у меня болит голова, а в ушах гудит непрерывный зловещий хор.

Я в ужасе оглядываюсь по сторонам. Кажется, я в средневековой крипте, меня положили на мраморную надгробную плиту, плоская поверхность кажется холодной и белой, словно дочиста обглоданная кость. Охотники стоят полукругом в изножье, их головы наклонены, лиц не видно под капюшонами. Каждый из них держит в руках по свече, горячий воск стекает по пальцам, точно густая черная кровь.

Кажется, они полностью поглощены ритуалом, и я пытаюсь было оглядеться в поисках выхода. Однако стоит мне повернуть голову, как на меня в упор смотрит чье-то белое иссохшее лицо с пустыми светлыми глазами. Я с трудом сдерживаю вопль ужаса. Пепельно-бледное лицо все смотрит на меня невидящим взглядом, кожа кажется восковой, сморщенные губы посерели, длинные седые волосы лежат вокруг сморщенных ушей. Проходит мгновение, прежде чем я понимаю, что человек, лежащий на соседнем надгробии, давно мертв…

Меня пронзает леденящий ужас, когда я вижу, что из его рассеченной груди вырвали сердце. Такая страшная смерть ждет и меня – то самое