Подчинись нам (СИ) - Адлер Алекса

— За что, мой господин? — тихо выдыхаю, невольно подаваясь к нему. Подсознательно напрашиваясь на ласку.

— Хм. Хочешь поиграть, значит? — он ведёт носом по кончику моего уха. Вжимает пальцы сильнее. — Хорошо. Я принимаю твоё решение, маленькая сэ-авин. Сегодня. Но завтра… ты же знаешь, кто будет твоим наставником завтра?

— Не знаю, — слегка качаю головой. — Вы?

— Я, — предвкушающе подтверждает он. — Мне уже не терпится приступить к твоему обучению лично, Лина. Нам многое нужно… изучить.

Это звучит, как угроза. Чувственная, порочная даже. Заставляющая пугливо трепетать внутри и вместе с тем… ожидать и предвкушать. Кажется, с ними я стала совершенно испорчена.

Мой тёмный сэ-аран снова очень качественно отвлёк меня от гостей и их взглядов.

Я даже не сразу замечаю, как, вежливо попрощавшись, уходит ни-одо Шаарид.

И его место спешат занять другие.

Этого мужчину я видела, когда просматривала трансляцию Совета. И когда изучала состав самых влиятельных Высших домов империи. Ри-одо Кион, глава третьего по влиятельности Дома. А рядом с ним, судя по всему, его супруга рия Лордана. Пока что этот род, славящийся самыми передовыми научными разработками, занимал нейтральное положение, не поддержав открыто ни Императорский дом, ни Просвещённых в их конфронтации. Но по некоторым оговоркам Чотжара, я поняла, что союз с ним стал бы очень важным для моих сэ-аран.

— Повелители, рад приветствовать, — низко кланяется ри-одо Кион. Рия Лордана склоняется в женской версии поклона. — Позволено ли будет моей супруге представиться вашей несравненной сэ-авин?

— Мы позволяем, — выровнявшись, благосклонно кивает Са-оир. Но руку даже не думает убирать.

Кажется, он уже приступил к наказанию. И как мне теперь сдержанную невозмутимость изображать?

Глава 74

Следующий час превращается для меня в настоящую чувственную пытку.

К нам по очереди подходят всё новые и новые гости Дома бронзовых. Мужчины, чтобы поприветствовать Повелителей, их супруги и дочери, чтобы представиться мне. Все с фальшивыми улыбками и почтительными поклонами.

А я пытаюсь отрешиться от ощущения мужских пальцев, скользящих между моих ягодиц, жара мужских тел рядом, томительного желания, разбуженого моим тёмным сэ-аран. Изображаю учтивую улыбку и отвечаю на приветствия так, как наставляли Чотжар и Сора. Усердно игнорируя то, как на меня смотрят все эти высокочтимые представители Высшей расы, каковыми они себя считают. Если бы не выучила кто есть кто заранее, не знаю, как бы справилась.

Но в том, что творит со мной всё это время Са-оир есть для меня и положительная сторона. Мне реально в какой-то момент становится всё равно, что они все обо мне думают. Я настолько концентрируюсь на том, чтобы не выдать своих чувств и сделать всё по этикету, что не замечаю ни презрения и зависти высших рий, ни порой весьма откровенного мужского интереса ри-одо. Не до них мне, когда рядом сидит мой истязатель и неспешно доводит меня до иступления.

Но вот поток желающих нашего внимания гостей наконец иссякает. Я незаметно выдыхаю с облегчением, стараясь не сосредотачиваться на том, какой чувствительной стала моя кожа. Кажется, тронь и искры из глаз посыпятся.

— Какая умница, — губы Са-оира снова прижимаются к моему уху. — Такая собранная. Такая сдержанная. М-м-м, лакомая. — И его язык внезапно толкается в мою ушную раковину, заставив меня задрожать всем телом. И с тихим стоном всё-таки скомкать вышитую ткань юбки.

— Брат, может не стоит так откровенно провоцировать нашу сэ-авин на публике? — слышу я ироничный голос А-атона с другой стороны.

На секунду во мне вспыхивает надежда, что он образумит своего близнеца. Но тут я чувствую на обнажённом плече губы своего светлого сэ-аран. Поцелуй. Ещё один ближе к шее. А-атон трогает языком румянец на моей коже. А его рука ложится мне между лопаток и неспешно скользит вверх, пока не обхватывает шею сзади.

Я вытягиваюсь стрункой в их руках. Губы невольно распахиваются, жадно ловя прохладный воздух. В глазах темнеет. От возбуждения, приправленного щепоткой страха и доброй горстью дичайшего смущения.

— Я правильно понял, что причиной твоих провокаций является маленький бунт нашей крошки? — задумчиво тянет А-атон, подвигаясь ближе.

— Хочешь присоединиться? — вместо ответа усмехается Са-оир.

О боже. Нет. Нет. Я же… не могу так. Все смотрят.

— Хм. Мне кажется, что мы оказали достаточно внимания гостям Шаарида. И вполне можем себе позволить ненадолго… уединиться, — многозначительно выдаёт мой светлый сэ-аран.

И мир вокруг стремительно тускнеет, подёргиваясь такой уже знакомой сизой дымкой.

— Как удобно, что наша сэ-авин такая одарённая и может следовать за нами даже в подпространство, — хмыкает второй брат, проводя ладонью по моим напряжённым соскам под тонкой тканью. — Чем больше я узнаю, нашу хрупкую малышку, тем больше убеждаюсь, что никакая другая не приносила бы мне столько удовольствия. Скажи, Лина, как так получается, что даже твоя неожиданная строптивость меня заводит?

— Я… не знаю, мой господин, — выдыхаю, нервно сглотнув.

Всё больше гостей в зале начинает посматривать на нас. Точнее на то место, где мы сидим, но наверняка сейчас неосязаемы для них. И хоть я понимаю — они не видят, что со мной делают мои сэ-аран, всё равно не могу избавиться от чувства, будто меня у всех на виду соблазняют.

— Почему ты отказалась открыть свои мысли, Лина? — интересуется А-атон, прихватывая мои волосы на затылке и заставляя запрокинуть голову. Смотрит мне в глаза.

— Простите… я не могла этого сделать, — шепчу потерянно. Смаргиваю невольные слёзы. Понимаю, что этим, возможно, делаю себе только хуже. Но действительно не могу в этом уступить.

— Т-ш-ш, ну что ты? Не надо бояться, — Са-оир вытирает мои мокрые щёки. — Я же сказал, что сегодня принимаю твоё решение. Мы поговорим о нём завтра.

— Тогда… почему вы меня наказываете? — облизываю пересохшие губы.

— Разве это наказание? Это… твоя плата, — сообщает Са-оир, играясь моими сосками.

— Плата? — оторопело переспрашиваю, чувствуя, как искорки пламени стекаются от потяжелевшей и ставшей чрезмерно чувствительной в последнее время груди к низу живота. И мои внутренние мышцы сводит болезненно-сладким голодом.

— Да. Ты не хочешь открыть нам свои мысли, значит дашь кое-что другое. Подними юбку, Лина. Сейчас же.

О боже. Я не знаю, как это выдержать. Они снова рушат все мои рамки и барьеры. Внутренне умирая от стыда и смущения, я собираю тяжёлый подол дрожащими руками. Обнажая ноги. И изо всех сил стараясь не смотреть в зал, не представлять, что кто-то может меня такую увидеть. Не может… Ведь не может же. Мои сэ-аран слишком собственники. Они не позволят.

— Умничка, — шепчет мне А-атон на ухо. И, перехватив мою левую ногу, закидывает её себе на колено. А с правой точно так же поступает Са-оир, беспощадно и неумолимо открывая меня.

Беспомощная перед их волей, я замираю испуганной пичугой. Воздух кажется настолько густым, что у меня даже в глазах темнеет от нехватки кислорода. Они снова толкают меня на грань. Своей властью надо мной, властью над моим телом, даже над моими желаниями. И всей этой до невозможности дикой ситуацией.

— Смотри на них, Лина, — порочно шепчет мой тёмный сэ-аран мне на ухо. В тот самый момент, как его пальцы неспешно скользят по внутренней стороне моего бедра к самому сокровенному. Рисуют пылающие узоры. — Смотри. Они могут вожделеть тебя, могут желать смерти, завидовать, ненавидеть, могут презирать, как низшую, могут думать что угодно. Но суть в том, что ты наша. Выше их всех. Неприкосновенна. Недосягаема. Часть НАС. Единственные, чьё мнение тебя должно волновать, это мы, твои сэ-аран. Ты вся для нас. И мы будем наслаждаться тобой вечность, отпущенную нам на троих. Смотри…

И я смотрю. Мой затуманенный взор скользит по холённым лицам мужчин и женщин. Я вижу все то, о чём говорит Са-оир. И мне… действительно плевать сейчас, потому что его длинные сильные пальцы уже добрались туда, где давно мокро и горячо. Отодвинув влажную ткань тонких трусиков, он принимается ласкать мою пылающую от возбуждения женскую плоть, пульсирующий клитор, зажигая все мои нервные окончания. То неспешно и нежно, сводя с ума нестерпимой жаждой. То напористо и почти грубо, как по оголённым нервам, вынуждая меня дрожать натянутой струной и умоляюще постанывать.