Дарья Еремина - Суккуб
Когда я, обернувшись полотенцем, все же вышла, Марка не было. Стащив из шкафа его рубашку, оделась. Под окном слышались голоса. Отворив одну створку, я выглянула на улицу. Марк шарил в траве ногой и переговаривался с пожилым соседом, стоявшим у забора.
— Лидонька, так это вы визжали? — Улыбнулся дядька. Я смущенно улыбнулась в ответ. Марк поднял лицо ко мне и тут же опустил обратно в траву. — А мне жена говорит: «Иди посмотри кто там орет, может помощь нужна…»
— Я справилась, спасибо. — Покачала я головой и убралась внутрь дома.
Сосед меня больше не видел. Я же наблюдала за мужем, отчаявшимся найти ключ. Предположение, что я выбросила его сразу как поняла куда вляпалась, было логичным.
— Вам вон ту ветку-то отпилить надо бы. — Продолжал сосед добродушно.
Марк, не поднимая лица, согласно кивнул: надо, отпилим. Я же посмотрела на вишню, усеянную спелыми ягодами. Одна ветка, на самом деле, была мертвой.
— Марк. — Позвала я с улыбкой.
Он поднял взгляд. Я кивнула на сухую ветку. На кончике, особо и не прячась, висел ключ. Марк выругался и снял его. Пожелав хорошего вечера соседу, направился за дом и исчез. Я закрыла окно и прислонилась к подоконнику.
— Ты не повесишь ключ на место? — Спросила, когда Марк остановился у дверного проема.
— Повешу. — Кивнул он. — Не на глазах у дяди Коли.
Блуждающий по моему телу взгляд остановился на лице.
— Не уходи! — Я оттолкнулась от подоконника, когда Марк развернулся.
Пройдя во вторую комнату, он положил ключ на каминную полку и развернулся, выставляя ладони вперед, защищаясь. Я горько засмеялась. После двух месяцев разлуки, в столь соблазнительном виде мне можно было просто присутствовать. А ввиду неумения контролировать себя…
Отойдя на два шага, я наблюдала. Улыбка, совсем безрадостная, прилипла к моему лицу как маска. Кивнув, кажется удивленно, Марк засунул руки в карманы и прошел вглубь комнаты.
— Я расскажу все, что ты захочешь знать. — Сказала я тихо, обхватывая себя за плечи. Дом сохранял прохладу, блаженную в условиях невыносимой жары, что плавила асфальт в городе. А, возможно, это отчужденность Марка рождала озноб дискомфорта. Я привыкла к нему, считала частью себя, своей жизни. Мысль о том, что еще один родной человек покинет меня, рождала ужас в душе.
— У тебя было достаточно времени для этого. Мы не первый год вместе.
— Не заставляй меня оправдываться, Марк. — Голос сошел на шепот.
Марк обернулся, но промолчал. Отвернувшись снова, посмотрел в кресло слева и сел, облокотившись на колени.
— Я недооценивала тебя, Марк. — Призналась я с грустью. Какие еще причины можно привести в оправдание утаивания всей правды? Ведь, я доверяла ему как никому…
— Скорее переоценивала. — Усмехнулся он.
Пройдя, я присела рядом и обняла его колени.
Я даже выразить не могу, как люблю тебя. Что мне сказать? Что пообещать? Что сделать?
— Мне нужно было это время, чтобы научиться защищать себя. — Вспомнила я о двух месяцах разлуки. Ведь, я могла вернуться… Перед кем я оправдываюсь? — Ты настолько близок мне, ты такая огромная часть меня, что я просто забываю, что ты отдельный человек. Что ты можешь чего-то не знать, и вынужден догадываться, выискивать. Я не верю, что ты… — Я не стала продолжать, лишь спрятав лицо. — Но спасибо, что ты смог показать мне это… мое отношение, мои ошибки. Я бы не увидела. Я бы продолжала мучить тебя.
С благодарностью я почувствовала его ладонь, гладящую голову. Подняла лицо.
— Не сиди на полу.
Марк привлек к себе. Оказавшись на его коленях, я прижалась к нему.
— От кого тебе необходимо научиться защищать себя? — Осторожно задал он первый вопрос, и я зажмурилась. Чего в этом жесте было больше: счастья или страха — я не знаю. Вдохнув поглубже, я начала рассказывать.
Без тайн. С начала.
С отчима и Дани Верхого, с него самого, попавшего под руку на первом курсе. Марк не перебивал, прижимая к себе до тех пор, пока желание не пересилило любопытство. Благо, впереди у нас было достаточно времени на все.
Когда я сказала, что «взяла отпуск» еще на пару месяцев, Марк решил продолжить дачный сезон. Да, дорога до его офиса отсюда занимала больше времени, но зато я проводила дни на воздухе. В эту неделю пришла повестка в суд: разбиралось дело убийства Гриши. Я и забыла, что должен быть, на которым я должна выступать свидетелем.
В выходные приехал Миша. Мы жарили шашлыки, он делился новостями. Я впервые наблюдала воочию, что их общение, действительно, не ограничивается «привет» и «пока». С досадой понимала, что никогда не интересовалась друзьями Марка. А, ведь, он еще в институте кинул мне предположение-упрек в том, что я, скорее всего, считаю, что у него вовсе нет друзей. Нет. Это у меня их нет и не требуется. А потому само понятие внесемейного и внерабочего общения для меня малоинтересно. И я, в очередной раз, переложила свою модель социального поведения на любимого человека. А он был другим. Он всегда оставался собой. Причины же, по которым он не знакомил меня ни с кем, были понятны. И, думаю, по ходу того, как Марку открывалась вся правда о жене, он убеждался в правильности когда-то принятого решения. Посторонних людей рядом со мной быть не могло.
Днем я снова и снова выискивала и заполняла вероятностные бреши. С помощью Ласкара, охотно общавшегося по всем каналам связи, кроме личных встреч, выстраивала представление о структуре Верховного Суккубата. Удивлялась демократичности организации и верности ее представителей нормам, диктуемым администрацией.
Можно ли соскочить? Что веками удерживает организацию от распада? Ласкар смеялся над моим жаргоном, появившись ночью в скайпе и позвонив.
— Лида, мы себя, хоть, горшками можем обозвать, но до тех пор, пока нас никто не ставит в печь, остаемся сами собой. — Я услышала, как чиркнула спичка. Ласкар затянулся. — Люди с теми или иными способностями кучкуются по принципу схожести талантов и желания применять их в определенных сферах. Наши римские каникулы — это грубые корректировки столь скудных объемов, что сравнить их можно с латанием крыши шалаша в преддверии торнадо. Есть организации с более тонкими задачами, четко прописанными правилами, более широкими моральными рамками и намного превышающие наши возможности в изменении происходящего.
— Что вы имеете в виду? — Удивилась я, откинувшись на спинку кресла.
— Только то, что мы не одиноки. В мире немало различных организаций, не упоминаемых в прессе, но так или иначе влияющих на ход вещей или же наблюдающих. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Кто-то использует схожие способности, кто-то лишь знания и силу ума. И целостности их способствует именно факт элитарности и неслучайности. Ты можешь «соскочить», сделав вид, что больше не имеешь отношения к Верховному Суккубату. Вообще к Суккубату, не важно. Ты можешь. Но твои знания и таланты навсегда причисляют тебя к этой братии. Ты своя для них. И я тоже. Я могу сопротивляться, играть против них, но я, — Ласкар сделал паузу, будто не желая произносить это вслух. — Я такой же инвертор вожделения. Это изначально исключает меня из числа обывателей снизу и закрывает путь в любую другую группу, как по горизонтали, так и вверх.
