Вероника Мелан - Бернарда
Можно было, конечно, и вовсе без машин: просто перенести людей поближе к городской черте, но тогда как забрать все оружие? На спинах (как сказал бы Эльконто, «на горбах»)? А объемные ящики со взрывчаткой? С машинами было удобнее. И теперь они, замаскированные, стояли в пяти километрах от главного населенного пункта Уровня «F» – города Ревентон.
Удивляло, что перенос машин почти ничем не отличался от переноса дамской сумочки с ключами. И того, и другого достаточно было коснуться (при этом желать, чтобы предмет переместился вместе с тобой), однако энергозатраты каким-то образом были напрямую связаны с весом предмета – после транспортировки трех авто мои силы заметно истощились, но, слава Богу, не настолько, чтобы оказаться неспособной перебросить отряд. И именно в этом процессе обнаружилось второе открытие: только одному человеку нужно было касаться меня напрямую – все остальные могли держаться друг за друга, автоматически подключаясь через него в цепь «для переброса». Что ж, удобно. И немного смешно… тоже мне – детский паровозик.
Главное, что все это работало.
После переброски все шло по разработанному Канном и Хантером плану: погрузка в машины, долгая и молчаливая поездка по узкой разбитой дороге. Чахлый лес по сторонам, унылый пейзаж и серая беспрерывно клубящаяся вата над головой.
Появлялось стойкое ощущение, что в этом месте смены сезонов не происходило: не было ни яркой нежно-зеленой весны, ни жаркого солнечного лета, ни дождливой осени, ни морозной зимы. Температура воздуха снаружи, судя по датчику в машине Эльконто, не поднималась выше двух градусов тепла, снега не было. Стыло, чахло и уныло. Стоило ступить на эту каменистую потрескавшуюся землю, как появлялось неосознанное желание тут же сигануть назад, которое, глядя на сосредоточенные лица остальных, приходилось затыкать поглубже за пояс. В конце концов, это и есть мой настоящий первый рабочий день, и негоже даже раздумывать о том, нравится тебе пейзаж или нет. Наверное, на уровнях существовали места и похуже.
Холод просачивался через льнущую к телу одежду, лежать запакованной в униформу, пусть даже без ботинок и носок, было некомфортно. Тускло поблескивал на руке новенький браслет с лампочками. Каждая лампочка – определенный член отряда, если загорится, нужно срочно переноситься «на помощь» или для дальнейшей транспортировки. Лампочки я выучила наизусть еще утром. Ошибаться нельзя: секунды кому-то могут стоить жизни. Браслет был хорошей идеей: телефоны здесь работали через раз (единственная вышка Ревентона давала плохой сигнал, становившийся еще хуже, стоило небу затянуться облаками, что, похоже, в этом месте происходило постоянно), а рации на такие расстояния не пробивали. Оставались только выданные Комиссией браслеты, которые, судя по всему, сработали бы где угодно. Лабораторные специалисты всегда уповали на качество изготавливаемой продукции, в этом я уже имела шанс убедиться.
Шутки у Эльконто иссякли, и голоса стихли, я ненадолго провалилась в поверхностный тревожный сон. А когда вновь открыла глаза, то оказалось, что Лагерфельд, накрывшись пледом, кемарит возле бревна, а Дэйн как бессменный постовой задумчиво смотрит в костер.
Я пошевелилась.
– Не вернулись еще?
– Нет. Ты спи, это может затянуться.
Мы ждали возвращения в лагерь остальных. Канн, Хантер, Рен, Чейзер и Халк ушли в город на разведку еще несколько часов назад и вестей о себе пока не подавали. Благодаря тому, что Рэй смог воспроизвести по памяти голографическое изображение одной из улиц Ревентона, я запомнила его и перенесла ребят в указанное место, после чего сама вернулась в лагерь. И теперь половина отряда прозябала ночью в незнакомом враждебном месте, что заставляло волноваться. По-крайней мере, меня.
– У них все в порядке, ты как думаешь?
– Было бы не в порядке, мы об этом бы уже узнали, – пожал плечами снайпер. – Мерзнешь?
– Мерзну.
– Прохладно в этой дыре. Я тоже мерзну. – Эльконто накинул на свои плечи поверх камуфляжа расстегнутый спальный мешок. – Лень идти за дровами.
Я кивнула, но тень скрыла мое лицо.
Снова попробовать поспать? Вздохнула. Холодно, неудобно, хотелось в туалет, но не хотелось терять остатки драгоценного тепла, скопившегося в спальнике. Поэтому я примостила голову на камне под головой и уставилась в чернеющее сверху небо.
Как это странно – быть здесь. Будто открутилась назад в памяти и мелькнула перед глазами прежняя жизнь Дины Кочетковой: дом, работа, мама, опять работа и дом. Жила и поверить не могла, что однажды произойдет такое – другой мир, какие-то Уровни, незнакомые люди, а теперь уже и знакомые. Что однажды я буду лежать вот здесь, в стылом месте под черным клубящимся небом, пытаться заснуть, одетая в камуфляж, дожидаясь из разведки «своих».
Если кто в моем понимании и вписывался в подобную жизнь, так это солист группы «Любэ». А теперь в нее по иронии судьбы вписалась я. И уже давно не Дина, а Бернарда. И давно не та же самая, какой была несколько месяцев назад. А ведь это только начало пути.
Да и начало ли? А что, если конец…
Мысли против воли соскользнули туда, откуда упорно изгонялись весь сегодняшний день – на тему, на которую даже не стоило начинать думать. Дрейк.
Осталось провести всего один эксперимент, так он сказал.
Всего один.
Накрыв голову спальным мешком, я, как маленькая девочка, зажмурилась.
– Бернарда, я не могу сейчас нормально поговорить: меня срочно вызывают в одно место…
И снова «Бернарда». Никогда еще собственное имя не казалось настолько чужим, как теперь. Ну, почему не «Ди»?
Я поймала его выходящим из Реактора. Нам следовало поговорить, просто жизненно необходимо следовало. Но Дрейк был не из любителей перетирать одно и то же, а потому мою первую и единственную попытку сделать это пресек на корню. И все же, не спрашивая разрешения, я прыгнула за ним в машину и пристегнулась. Седан тут же сорвался с места, ежесекундно ускоряясь.
– Хотя бы скажи мне, сколько у нас еще в запасе времени? Сколько осталось провести экспериментов? Чтобы я знала.
Он молчал непозволительно долго. Затянувшаяся пауза превратила мои нервы из веревок в тонкие ниточки и натянула их до состояния звона.
– Один.
– Один?!
Седан разогнался до предела. А потом с машиной, как и с нами, пассажирами, начало происходить что-то странное: мы растворялись. Салон вокруг замерцал, зашумел, как экран плохого телевизора, потерявшего волну, и начал таять. Бросив испуганный взгляд на свои руки, я ужаснулась: они стали полупрозрачными.
