Анастасия Славина - Танцы в ночи. Магия любви

Кольцо ржавой цепи, лежащее на траве, с грохотом потянулось следом. Раздался глухой всплеск. Михаил подождал пару секунд, затем потянул цепь, легко, как пустую веревку, и вытащил ведро, полное кристально чистой воды. Влада держала графин, пока Михаил наполнял его на четверть. Сквозь стекло она чувствовала, какой ледяной была вода.

Затем они направились к могиле Илоны. Земли не было видно под букетами пионов, старых, пожухлых, и совсем свежих. Михаил достал из сердцевины цветочного холма пучок сухих, хрустящих, не тронутых дождем цветов, и чиркнул спичкой. Пионы вспыхнули и свернулись, как клубок червей. Михаил собрал пепел во второй графин.

– Огонь, – пояснил семаргл.

С третьего графина он только снял стеклянную пробку и, подождав немного, вернул на место.

– Воздух.

В последний графин Михаил набрал черной могильной земли.

Теперь семаргл держал четыре сосуда, в которых находилось тело Илоны. Влада смотрела на резной хрусталь, сверкающий в свете взошедшей луны, и начинала верить в то, во что раньше не верила ни при каких обстоятельствах.

– Теперь нам нужно вернуться в спальню Илоны, – сказал Михаил.

Влада повиновалась. Она чувствовала, что теряет способность здраво оценивать происходящее. Грань между реальностью и вымыслом снова стала стираться, как после долгой бессонницы. Теперь происходящее воспринималось сквозь призму рассказов семаргла, которому хотелось подчиняться безоговорочно, доверять, как слепой – поводырю.

– Я словно больше не принадлежу себе, – сказала Влада, когда Михаил усадил ее за туалетный столик перед зеркалом в массивной деревянной раме. На столике лежали невесть откуда взявшиеся гребень Илоны и ножницы. «Зачем ножницы?..» – подумала Влада, без страха, без удивления.

– За свою жизнь я видел сотни обрядов, – ответил Михаил, устанавливая возле Влады последнее, четвертое зеркало. – И знаете, что между ними общего? Сколько бы ни длилась ночь, – всегда наступает утро.

«Утро», – повторила про себя Влада. Для нее это слово прозвучало, как «другая эпоха». Она сидела в свадебном платье Илоны, окруженная зеркалами и горящими свечами, и ей казалось, что тело пропитывается теплом огня: постепенно оно становилось горячим, только кончики пальцев по-прежнему оставались ледяными. Влада коснулась пальцами своего лица – и отражения в зеркалах повторили ее движение.

Михаил стал читать заклинание. Дыхание Влады участилось. Теперь ей казалось, что тело окаменело. Еще немного, и оно превратится в сосуд, в который чужая душа сможет попасть так же легко, как воздух в один из графинов Михаила.

Семаргл поднес к ее лицу графин с воздухом и снял пробку. Влада почувствовала едва уловимый знакомый запах. Белой лилии? Она столько раз рвала лилии с Марком, но сейчас перед глазами ожила чужая история. Ночь. Озеро пересекает пронзительная лунная дорожка. Стефан выходит из воды с тремя белыми цветами, и Влада – или Илона – вплетает их в свои волосы…

Михаил разбросал по полу могильную землю. Затем смешал пепел с водой, смочил гребень и стал расчесывать Владе волосы от корней до самых кончиков. Она чувствовала, как от каждого прикосновения кровь внутри нее вскипает и переливается, словно текущая лава.

И вдруг Влада осознала: отражение изменилось. Теперь на нее смотрела царственная особа с приподнятым подбородком и влекущим блеском в глазах, гордая, сильная, уверенная в себе. Она знала ответы на все вопросы. Она знала, что делать дальше.

Этой девушкой была Илона.

Влада на ладонь обрезала волосы и смочила их, чтобы взялись волны. Затем поднесла к губам пунцовую помаду – но, заметив на туалетном столике семейную фотографию Аркаевых, остановилась. Теперь образ Марка вызывал лишь спокойное, родственное чувство, без взрывных эмоций и боли, а стоило подумать о Стефане, как сердце начинало трепетать, словно зажатая в ладонях бабочка.

«Я хочу к тебе, Стефан», – подумала Влада и, печально вздохнув, накрасила губы. Она не могла насмотреться на свой новый образ. Это было удивительное и странное чувство, будто все, что происходило с ней раньше, стало чужим.

За окном загромыхало, в доме погас свет, и Влада почувствовала – как ток пробежал по коже – вернулся Стефан. Огонь внутри вспыхнул с новой силой, она ощущала этот огонь каждой клеточкой – и знала, кому хочет его подарить.

До полуночи оставалось десять минут. Влада скрыла лицо под фатой и спустилась на первый этаж.

В библиотеке горел камин, в центре кругом мерцали свечи. Стефан, словно сошедший со старинной гравюры, в идеальном белом сюртуке, стоял перед этим кругом, заложив руки за спину. Его лицо освещал только слабый свет свечей, но этого было достаточно, чтобы увидеть, насколько он поражен.

Он смотрел на Владу – и видел Илону.

Стефан качнулся вперед, но заставил себя остановиться. Они так и смотрели друг на друга, не отрываясь, затем, опомнившись, Влада подобрала платье и вошла в круг. Стефан в один миг оказался рядом с ней, осторожно, словно не веря своим ощущениям, коснулся фаты, а затем стремительным движением открыл лицо Влады. Она поняла, кого Стефан увидел под фатой, – поняла по взгляду одержимого человека.

– Моя любовь… – прошептал Стефан и коснулся губами ее губ.

Влада прикрыла глаза. Уже не осознавая, кому принадлежит ее тело, она стала отвечать на поцелуи Стефана, сначала неуверенно, потом с жадностью. Ей казалось, что ее волосы, кожа, черты лица – все изменилось. Весь мир стал другим. Ей казалось, что она любила мужчину, который стоял перед ней, больше себя, больше своих будущих детей, больше жизни.

Влада нырнула пальцами в его волосы. Стефан застонал, отстранился – всего на мгновение, а потом его руки скользнули по ее спине, нащупали шов у горловины и рванули его. Ткань треснула. Стефан разорвал платье до лопаток и оголил Владе плечи. Его пальцы осторожно коснулись ее ключиц и двинулись вверх по шее. Владу бросало то в жар, то в холод. Ей казалось, что между пальцами Стефана зажато ее сердце. Оно увеличилось в размерах и билось так неистово, словно хотело оказаться в его руках.

Стефан коснулся губами ямочки у шеи, потом его пальцы на миг ослабили хватку – и сжали ее плечи еще сильнее. В следующий миг Влада почувствовала острую боль под пальцами и губами Стефана. Боль длилась всего доли секунды, а затем ее сменили ощущения легкости, почти невесомости. Постепенно ослабевая, Влада стояла в смертельных объятиях и с улыбкой наблюдала, как исчезают все острые эмоции, как ее тело, словно в теплую прудовую воду, все глубже и глубже погружается в безмятежную счастливую вечность.

Ее рука, обвивающая шею Стефана, ослабла, а затем безвольно упала.