Шерри Томас - Пылающие небеса (ЛП)
Титу хотелось кричать, что матери никогда не нравился этот дар, что для нее он был неподъемной ношей. «Но веришь ли ты в это сам?»
– Не могу не думать, – снова расплылась в улыбке инквизитор, – что ваши нынешние действия как-то связаны с желаниями принцессы Ариадны. Она обещала вам некое великое будущее, для коего вам нужно рискнуть жизнью и свободой? Потому что, как вы сами отметили, ваше высочество, вы слишком разумный молодой человек. Не верю, что вы бы пожертвовали лучшими годами своей жизни по собственной инициативе.
Сердце колотилось от невыносимой тяжести ее слов. Тит не сдавался, не рассказал инквизитору все, что она хотела знать, и сыворотка правды наказывала его за это. Но было и еще что-то. Что-то, отчего кружилась голова. Тит схватился за спинку кресла и посмотрел на инквизитора:
– Вам следовало заняться сочинением пьес, мадам инквизитор. Нашим театрам очень не хватает увлекательных сюжетов.
Она не отводила от него взгляда:
– Такой преданный сын. Была ли она так же предана вам? Или же воспринимала вас не более чем средством для достижения своей цели?
Тит сжал руки на спинке сильнее, чтобы унять в них дрожь.
– Вы приписываете слишком много мотивов простой женщине. Моя мать не была ни умной, ни расчетливой. И уж точно не такой жестокой, чтобы использовать единственного ребенка как пешку в большой шахматной игре с судьбой.
– Вы уверены?
Голова болела, будто кто-то царапал мозг осколками стекла. Но ничто не ранило сильнее возможности того, что мать оставила Тита сиротой, только чтобы доказать правдивость своего видения.
Нет, не так. Кое-что ранило сильнее: мысль, что она еще не закончила свои доказательства и по-прежнему манипулирует Титом из могилы, оправдывая сделанный при жизни выбор.
– Я в этом уверен так же, как вы в честности леди Калисты.
– Но вы сомневаетесь. Вижу, что сомневаетесь. Ее явное пренебрежение ранит вас. И почему вы должны оставаться спокойным? Не дело, когда так используют сыновью любовь.
Действительно ли мать так с ним поступила? Использовала и осквернила его любовь к ней не ради благородной цели, что важнее их отдельных жизней, а лишь ради доказательства своей правоты?
Тит всегда был вынужден действовать в одиночку. И всегда боролся со своими личными сомнениями. Теперь же сомнения и одиночество грозили полностью его поглотить.
Он хотел что-нибудь ответить. Но мешало ощущение в голове... будто край черепа плавился. Тит покачнулся. Пальцы крепче вцепились в кресло.
Как в тумане до него дошло, что именно так инквизитор всегда и действовала. Спокойный, собранный разум гораздо сильнее сопротивлялся ее прощупыванию, потому она сначала нарушала покой своих жертв. А когда те приходили в смятение – приступала к делу.
Среди атлантов ее прозвали Морской звездой. Морская звезда впихивает свой желудок между створками и переваривает бедного моллюска прямо в ракушке. Инквизитор то же самое делала с человеческой памятью: стирала границы разума бедного недоумка, впитывая в себя все разрозненные воспоминания и расставляя их осколки по полочкам в свое удовольствие.
– Только дураки встают на пути Атлантиды. Где Иоланта Сибурн?
«Не позволю ей ничего из себя выдавить. Нельзя». Если она только заподозрит, что Тит не просто мешает Лиходею, укрывая Фэрфакс, а замыслил полное его свержение, Атлантида не оставит правителя Державы в живых. И Фэрфакс... Фэрфакс сотрут с лица земли.
Но Тит чувствовал, как инквизитор начинает враждебную операцию. Ее силы беспощадно распиливали и кромсали его череп. Он попытался противостоять. Попытался вернуть себе какую-то часть прежнего спокойствия. И не смог. Только и получалось думать о том, что это мать так с ним поступила.
– Где девушка, которая вызвала молнию? Отвечайте!
Тит не осознавал, что вцепился в мраморные плиты пола, пока протестующе не заболели ногти. В глазах потемнело. Нет, перед глазами стоял туннель. И в самом конце его сидела на балконе мать, отстраненно поглаживая канарейку через прутья клетки.
Канарейка настойчиво чудесно пела.
Теперь у Тита точно начались галлюцинации. Глубоко ли залезла инквизитор в его мозг, чтобы откопать воспоминания? От боли в голове горел желудок.
Канарейка снова запела.
Фэрфакс. Пела Фэрфакс. Тварь наложат на нее свои лапы с минуты на минуту, если Тит не выпустит ее отсюда.
Но пока ведь она свободна. И может что-нибудь сделать: выклевать инквизитору глаз или выпустить содержимое кишок на ее голову.
Тит рассмеялся. Однако даже ему самому смех показался ненормальным.
Он поднял голову и открыл глаза. Фэрфакс прямо перед ним исступленно размахивала крылышками.
Глава 16
Принц со стуком ударился головой об пол.
Иоланта вскрикнула – получилось хриплое чириканье.
Ее поразили разоблачения инквизитора. Затем испугали: что, если принц ее выдаст? Затем обожгла боль, словно кто-то орудовал горящей головней в ее черепе. Иола содрогалась, крылья бесполезно трепыхались.
Принц не забыл вытащить ее из-под мантии перед падением.
До этого момента Иоланта думала, что страдает лишь она, что он ошибся, считая инквизитора неспособной влиять на разум птиц и рептилий. Но когда колени принца подогнулись, поняла: не она, а он был целью инквизитора.
Его пытали, а Иоланта – возможно, из-за уз кровной клятвы – разделяла его боль.
При виде его рук, бессмысленно скребущих мраморный пол – так заживо погребенный царапает крышку гроба, – охватившая ее боль мгновенно утратила власть. Принцу было гораздо хуже, чем ей.
Иоланту испугали его остекленевшие глаза. Она не ожидала, что из всех людей именно он, с его полным самоконтролем и безупречной подготовкой, окажется столь уязвимым.
Не просто ранимым – беспомощным.
«Если только я ему не помогу».
Но она не настолько сильна, чтобы расшатать фундамент Инквизитория или хотя бы стены этой комнаты. А если использовать огонь или воду, станет очевидно, что действует магия стихий.
Может, выклевать глаза инквизитору? От одной мысли замутило. К тому же, это неосуществимо. Иола способна подняться с земли, но лететь быстро или ровно не получится, что делает ее бесполезной в качестве оружия.
Иоланта в отчаянии огляделась. Сверху на кованой железной цепи свисал светильник: четыре рожка, а в каждом – фарфоровый светящийся шар на плоской чаше.
Заклинание неразбиваемости придумано для стекла, не для фарфора. Если раскачать светильник, сферы выкатятся из него и, пролетев аршинов десять, разобьются вдребезги там, где сидит инквизитор.
