Драконова Академия. Книга 4 - Марина Эльденберт
Повезло и здесь. Одна из причин серьезных волнений отца, что смена наследника Даррании и новая помолвка обществом будет воспринята в штыки и неблагодушно, не оправдалась. Советники тэрн-ара и отца сработали сообща, и в результате двойной помолвки все ждали, чуть ли как явления Тамеи. Для Женевьев же предстояло новое испытание, но заключалось оно отнюдь не в Люциане Драгоне.
При одной только мысли о том, что Сезар на глазах у всех назовет Софию своей, внутри все сжималось. И он назвал, помолвка состоялась, и небо не рухнуло на землю. Рухнуло лишь что-то внутри Женевьев, придавив всей своей тяжестью сердце, сжимая его до крохотного комка, который снова смог нормально забиться лишь после слов Люциана:
— Женевьев, я не могу на тебе жениться.
Это прозвучало как хорошенькая пощечина раскачивающейся на ветру слабачке, раскисшей от того, что мужчина, который никогда ее не любил, сейчас с любовью смотрел на другую. Она пришла в себя от таких слов, мысленно благодаря Люциана за то, что сейчас он это сказал. За то, что вытряхнул ее из ее слабости и напомнил о том, кто она такая!
Женевьев Анадоррская! Сильная женщина, а не размазня, которая всю жизнь будет страдать по мужчине, который предпочел ей другую.
В портал она уходила с высоко поднятой головой.
Отец был в ярости, мать дома снова упала в обморок, но Женевьев было уже все равно. Она впервые за все это время по-настоящему выдохнула, а после вдохнула — тоже по-настоящему, полной грудью. Отстранившись от политики и от того, что происходило, она съездила отдохнуть на Эллейские острова, где собрала себя и свой образ заново.
Где впервые по-настоящему стала женщиной, и вот сейчас, глядя на перекошенное лицо отца, вопрошавшего об Эстре, эта женщина лишь приподняла брови.
— А должна была? — спросила легко, с той же небрежностью, с которой могла интересоваться погодой. — Занятия у меня начинаются завтра, никаких новостей от ректора не было.
— Твои занятия не должны начаться! — взревел отец.
Матушка побелела, слуги слились со стенами, а брат выронил ложку, которую вертел в руках.
— Ах, вот в чем дело, — спокойно произнесла Женевьев. — Ты говорил с Амильеной Эстре? Чтобы меня отстранили.
— Говорил! Но раз эта женщина не понимает по-хорошему…
— Нет, это ты не понимаешь по-хорошему, папа, — вперив в отца жесткий взгляд, произнесла она.
Матушка сдавленно вздохнула и принялась усиленно обмахиваться веером. Белавуард побагровел, но на сей раз Женевьев не собиралась уступать ему инициативу.
— С какой же формулировкой ты попросил ректора Эстре меня отстранить?
— С той самой, что это позор для нашей семьи! Работающая дочь!
— Вероятно, лучше было бы, если бы я с утра до вечера интересовалась нарядами, красотой и постоянно скульптурировала лицо у лучших магов, — хмыкнула Женевьев. — Прости, папа, но дочь тебе досталась с совершенно другими интересами, и, дабы не смущать вас своим присутствием и своей необычностью, я завтра же найду себе отдельное жилье.
Она аккуратно сложила салфетку, положила ее рядом с тарелками и поднялась.
— Сядь! — прорычал отец. — Сядь немедленно! Мы не закончили!
— Закончили, — ответила Женевьев, немного замедлившись на слабом возражении Лоизы:
— Дорогая! Но мы еще не поужинали!
— Поужинаете без меня, — она мягко коснулась плеча матери. — Я не голодна, мама.
Из столовой она выходила в точности так же, как из парка тэрн-арха. С широко расправленными плечами. С ощущением того, что все, что сейчас происходит — невероятно, бесконечно, неимоверно правильно.
Глава 20
Лена
С Ленор у нас толкового разговора не получилось. Просто по той причине, что пока разговаривать с ней нормально я была не готова, и прекрасно отдавала себе в этом отчет. Но кое в чем она однозначно была права: так дальше продолжаться не может, этот вопрос нужно решать. Причем решать здесь и сейчас, сидеть и ждать, что Ленор внутри меня сама рассосется — бессмысленно и беспощадно. Скорее уж, она разовьется. Во что-нибудь еще.
Поэтому утром я проснулась с твердым намерением поговорить с Валентайном по-деловому, оставив позади все женское немогунехочунебуду, а заодно и обиды с разочарованиями. Обиды обидами, разочарования разочарованиями, можно сидеть и дуться здесь на всех месяца два, закопаться в учебу и вообще из этой комнаты не вылезать, а можно вернуться к нормальной жизни и заниматься проблемой, которая есть. Она просто есть. Как факт.
С этим фактом ничего нельзя сделать, а с проблемой — можно. Поэтому из комнаты я выходила, преисполненная решимости. Перед завтраком и занятиями я успевала заскочить в магистрериум, а Валентайн, по идее, уже должен был там в это время наблюдаться: он все-таки теперь заместитель ректора. Да, совмещает это с архимагческой должностью, но я надеялась, что успею его поймать. Если не успею — тогда уже напишу и договорюсь о встрече, но вот такая, внеплановая и спонтанная почему-то казалась мне гораздо более деловой, чем если бы мы с ним предварительно пообщались через виритт.
Он сейчас носил виритта, которого ему подарила Ленор. На его двадцать восьмой день рождения. Который, впрочем, оказался весьма условным — сам Валентайн весьма приблизительно представлял, когда появился на свет, но у них как-то зашел разговор о том, что Ленор (то есть я) хочет на свой праздник, и она, хитрая лиса, немедленно заговорила и о нем.
Честно, я уже не представляла, что меня злило больше: то, что никто ничего не понял, или то, что меня так легко заменить этой отменной актрисой с навыками Маты Хари.
Вот стоило об этом подумать — и я опять начала заводиться! Поэтому ускорила шаг, чтобы дотопать до магистрериума как можно быстрее, поэтому не заметила укромную нишу на повороте. Того, кто тусовался в укромной нише я тоже не заметила: аккурат до того, как этот кто-то рывком втянул меня туда и опустил драпировку. Оказавшись в полумраке, лицом к лицу с Люцианом Драгоном, я поняла, что моя нервная система обрела некоторую стабильность. По крайней мере, мне уже не хочется драться,
