Рагана - Анита Феверс
Сгусток тепла опустился на мою спину и будто погладил кожу огромной ладонью. Под ласкающим прикосновением этой силы я провалилась в небытие.
Глава 19. Белое пламя тьмы
Я горела.
Мне бы закричать, испугаться, заметаться заполошно, расцарапывая лицо в кровь в попытке стряхнуть с кожи белое пламя, но… Мне было хорошо.
Я горела ровно, чисто, словно утренняя звезда. Огонь вокруг и внутри меня был таким же холодным, как ее свет. Жемчужно светились волосы. Серебром мерцали ногти. Перламутровыми искрами разбивалась радуга над белоснежной кожей, когда я подняла руку к глазам и медленно, один за другим, выпрямила пальцы, чтобы потом сжать их и распрямить снова. Это было прекрасно – как будто цветок распускался из нежного тугого бутона. Чудесный радужный цветок...
Мир вокруг меня качался, уютно и плавно, словно колыбель. С трудом оторвавшись от созерцания радуг на своей коже, я осмотрелась. Веки поднимать было тяжко, будто они и впрямь налились серебром, самым чистым и светлым, таким, из которого делают брачные обручья. Мимо проплывал лес – моя душа, моя суть и отрада. Ясени тянули тонкие руки-ветви. Березы взмахивали платками с перламутровой вышивкой. Мудрые дубы качали седыми головами и хмурились резной листвой. Белые птицы перелетали с ветки на ветку, и их становилось все больше. Как красив был их полет! Как изящно оперение длинных хвостов и узких острых крыльев!
У подножия деревьев, скрывая подлесок, клубился густой туман. Я плыла над ним, едва не задевая его спиной. Туман сплетался с концами моих волос, легонько тянул, словно приглашал познакомиться поближе, и я подхватила тяжелую мокрую прядь, погрозив ему пальцем:
- Мы еще не настолько близки, чтобы я разрешала себя трогать.
Туман стыдливо откатился, пополз по стволам к небу – такому же молочно-белому, с вкраплениями серебристых огоньков – и обрушился вниз, разбиваясь в воздухе на тех самых птиц с острыми крыльями. Птицы закричали и упали на меня мягким мокрым комком трепещущих крыльев, острых клювов, пустых слепых глазниц. По хребту протянуло морозом, и я прозрела.
Птицы не хотели поприветствовать меня, а туман не хотел поиграть – они желали впиться в меня когтями, сорвать с тела радужную кожу, выклевать глаза, поглотить всю меня без остатка, чтобы я никогда, никогда больше не покинула пределов этой странной, страшной, чужой Серой Чащи...
Вокруг резко потемнело, и с неба полился крупный холодный дождь, мигом укравший остатки тепла –но я была ему благодарна. Тугие, пахнущие речной водой струи были настоящими: они словно смывали бело-серебристый морок, желающий пожрать меня без остатка.
Вот только покачивание никуда не делось. Сморгнув дождевые капли, я болезненно прищурилась, пытаясь понять, что происходит. Я почти ожидала увидеть над собой лицо Совия, но…это был Марий. Дейвас нес меня на руках, осторожно прижимая к себе, и под щекой уверенно билось его сердце. Я закаменела, осознав, как близко оказалась к огненосцу – ближе, чем за все эти дни. Нас разделяла только тонкая ткань моей сорочки да шелк его темной рубашки; черный кафтан окутывал мое тело теплом и запахами хвои и мускуса. Болотник никак не отреагировал на мои ерзанья.
- Пан дейвас…не слишком ли много чести?.. – мой голос звучал хрипло, горло царапнула боль.
- Так быстрее. Ждать, пока ты сможешь идти своими ногами, было слишком опасно, – отозвался он без улыбки, и я сжалась от пронзившего внутренности чувства тревоги. Дождь продолжал поливать нас, хоть и менее яростно. Темный лес вокруг угрюмо нахохлился, провожая непрошеных гостей желтыми глазами-просветами. Я чувствовала: ночь еще не наступила, но темнота вокруг упрямо шептала, что день здесь уже не властен.
- Опасно? Почему? И как мы оказались в лесу? – я подняла взгляд к вершинам деревьев, проплывающих над нами. Они казались знакомыми. Не сразу, но пришло узнавание: эта дорога вела от Черницы к Приречью. Мы возвращались в волость, вот только я не понимала, как оказалась за ее пределами. Я подняла руку и покрутила ею перед глазами. Грязные мокрые повязки сползли, из-под них выглядывала нежная розовая кожа, затянувшая свежие раны. Кожаный браслет с овалом лунного камня был на месте, а вот подарок Бура пропал. Я задрожала от осознания, что осталась безоружна и почти раздета один на один с дейвасом.
- Ты ничего не помнишь? – лицо мужчины не поменяло выражения, будто он не заметил охватившее меня смятение.
- А есть что вспоминать? – заныла спина и, вторя ей, жутко заболела рука. Я даже испугалась, что повредила ее, но, покрутив запястьем, убедилась, что никаких травм нет. Боль была призрачной. Только для незнакомого телу чувства ощущалась слишком остро.
- Берег Черницы. Твое ночное купание. Тварь из тумана.
Я растерянно слушала голос Мария, но никак не могла уложить в голове, что он от меня хочет. Ночное купание? Да... что-то такое было. Усталость и бессилие. Ночь в разгаре и испуганный Одуванчик. Мокрая глина под ногами. Сонно шепчущиеся лодки. Глубина, полная звезд, несущая меня словно перышко.
И трое мужчин, поджидающих на берегу.
Я сжалась в тугой комок, обхватив себя руками. Марий чуть помедлил, но все же притянул меня ближе. Я не сразу поняла, что он держит меня как родитель ребенка – будто пытается от чего-то защитить.
- Там был Анжей…Он хотел надругаться надо мной. Пропустить через своих дружков. А потом всласть поизмываться, снимая шкуру с глупой раганы, – мой голос звучал глухо. Ветер стегнул по спине ледяной плетью. Закачались ели, размахивая мохнатыми лапами. Сердце Мария пропустило удар. А затем его руки сжались сильнее, почти до боли вжимая
