Комплекс крови (СИ) - Анастасия Ильинична Эльберг
Сын Альберта Родмана до того сильно походил на своего отца, что это казалось наваждением. Он, конечно, темный эльф, но вкус у сестрицы ничего, признал Тристан. Все лучше, чем люди, тем более если речь идет о бывших наркоманах. Как руководитель лаборатории восстановительного центра, он не верил в то, что наркоманы бывают бывшими.
На завтрак подали итальянский омлет с тонко порезанной и слегка поджаренной ветчиной, греческий салат, тосты с сыром и свежевыжатый апельсиновый сок. Если мистер Родман и был влюблен в Терри, то на его аппетите это не сказалось. Он уплетал угощение за обе щеки, умудряясь при этом соблюдать этикет, а Тристан, которого хватило только на пару ложек салата и несколько глотков воды, развлекал гостя светской беседой.
— Прекрасный портрет, — заметил Ларри, кивая в нужном направлении. — Кто художник?
— Я.
Мистер Родман замер с вилкой, не донесенной до рта.
— Вас это удивляет? — улыбнулся Тристан. — В особняке много моих картин.
— Вы очень талантливы, — искренне похвалил гость.
— Благодарю. Выпьем кофе здесь — или я попрошу Бэзила принести его в лабораторию? Лично мне не терпится начать работать.
По лицу Ларри скользнула тень, и он отложил вилку.
— До того, как мы начнем, Тристан, мне хотелось бы показать вам кое-что. Я унаследовал особняк отца и нашел в его рабочем столе письма и документы. Много интересного. В том числе, фотографии.
— Да-да, — кивнул вампир. — Наслышан о ваших археологических подвигах, Лариэль.
— Правда? От кого вы об этом слышали?
Тристан запоздало вспомнил о том, что проект «рассказать мистеру Родману душераздирающие новости касательно его сестры» до сих пор не реализован, но сказанного не воротишь.
— От вашей очаровательной сестры. Она много раз приезжала в Треверберг по делам, связанным с клиниками.
— Надо же, — протянул Ларри. — Не знал, что вы с Ло знакомы. Она часто рассказывала мне о городе, а о вас не говорила ни слова.
— Вы настолько близки, что откровенничаете о личной жизни?
— Конечно, мы ведь брат и сестра. — Мистер Родман осекся. — О личной жизни? Хотите сказать, что вы очень, — подчеркнул он последнее слово, — близко знакомы?
Итальянский омлет вдруг показался Тристану невероятно аппетитным, и он поднялся для того, чтобы взять порцию для себя.
— Надеюсь, вы не из тех ревнивых братьев, которые слишком рьяно охраняют честь сестер?
— Нет, — смутился Ларри. — Просто… м… я слышал, что у вас другие предпочтения. Я хотел сказать, что вы, как мне рассказывали, предпочитаете обращенных. И как давно вы вместе?
Тристан взял изящную серебряную солонку.
— Мы никогда не были вместе. Мы время от времени спим друг с другом, вот и все.
— Как долго вы время от времени друг с другом спите?
— Дайте-ка припомнить… лет пятнадцать.
Мистер Родман присвистнул.
— Солидный срок для романа, который ни к чему не обязывает.
— Я тешу себя мыслью, что ваша сестра считает меня хорошим любовником.
Смущенный Ларри аккуратно сложил салфетку.
— Вот о чем я хотел вас спросить. В бумагах, которые я нашел в столе отца, фигурирует женщина по имени Девина Норвик. Он написал ей много писем, также там есть снимки. Ее и отца. Возможно, эта женщина — моя настоящая мать.
Тристан подпер голову рукой.
— Хотите ее найти, да? — предположил он.
— Да, но история выходит запутанная. Жена одного из инвесторов, вложивших деньги в бизнес отца и доктора Хобарта, рассказала мне, что она покончила с собой. Судя по всему, это случилось после моего рождения и после того, как отец женился на маме… то есть, на Велурии Родман, на женщине, которая, как я думал, приходится мне матерью. Но потом Девина и отец продолжали писать друг другу. И, скорее всего, встречались, причем не раз.
Вампир прикрыл глаза, и на его губах помимо воли появилась улыбка.
— Вы так милы в своей наивности, Лариэль.
— Простите? — опешил гость.
— Вы ничего не знаете, не так ли? Вы и понятия не имеете о том, какую жизнь на самом деле вел ваш покойный отец.
— Слушайте, мистер Хобарт. — Уловив стальные нотки в голосе собеседника, Тристан на мгновение растерялся. Может, Ларри и выглядел изнеженным сынком богатого врача, но зубы и когти у него имелись. И он был готов пустить их в ход. — Я сыт по горло тайнами и недоговорками. Либо вы рассказываете мне все, либо я поднимаюсь и ухожу. Я вернусь домой и пошлю к черту это проклятое болото. Вы меня поняли?
Тристан прожевал очередной кусочек омлета.
— А как же Терпсихора? Оставите ее здесь?
— Я заберу ее с собой.
— Она не пьет человеческую кровь. Об этом вы не забыли?
— Я — химик, и способен синтезировать кровь в лаборатории по формулам моего отца. Надеюсь, и у вас проблем с памятью тоже не наблюдается?
— Туше, мистер Родман. Вы уверены, что хотите копаться в прошлом и проливать свет на грязные тайны?
Ларри поджал губы и упрямо мотнул головой. Тристан расценил это как согласие.
— Скажу Бэзилу, чтобы принес кофе в лабораторию. Побеседуем там.
Глава двадцать пятая. Выписка из дневника доктора Филиппа Хобарта
3 октября 1963 года
Треверберг, Европа
Я больше месяца не прикасался к дневнику и не горю желанием возобновлять записи. По-хорошему эти тетради следует сжечь и развеять пепел по ветру. Не понимаю, зачем с таким упорством фиксирую события. Неужели верю в то, что они заинтересуют кого-то из моих потомков? Моих детей, когда они появятся?
Если появятся.
О будущих детях мне хочется думать в последнюю очередь. Я и сам не знаю, о чем думаю. У меня путаются мысли, и я пытаюсь разобраться во всем этом: в случившемся, в своих чувствах, в причинах произошедшего. Я пытаюсь понять, что мне делать и как жить дальше. Последний вопрос — самый главный, но ответа на него у меня нет. Скорее всего, потому, что я просто не хочу его искать. Мне, обращенному, существу, подобные которому, как говорят, должны править миром (а кое-кто утверждает, что уже правят), на роду написано творить великие вещи и делать гениальные открытия.
Одно из них мы с Альбертом уже сделали. Я воображал успех, который ждет нас. Думал о том, как изменится мир, о том, что мы продолжим его менять. Да, похоже, Альберт заразил меня своими идеями… было бы странно, если бы дела обстояли иначе: в этом существе столько страсти и огня, что хватило бы на десятерых. Я просыпался с улыбкой на лице и обнимал Л.,
