Лавандовые тайны (СИ) - Хаан Ашира

Тимира однажды уже видела нечто подобное — когда саламандра обезвреживала яд и проклятия, которые она сама вкладывала в письма для Тойво.

— Все, — говорит он, помогая саламандре забраться обратно на ладонь. — Больше ловушек нет.

— СОЖГИ!!! — Тимира кричит так громко, что сама глохнет от своего крика.

Тойво вздрагивает, поспешно щелкает пальцами — и труп императора занимается зеленовато-синим пламенем, в считаные секунды сжигающим его без следа.

Ни костей, ни камней, ни пепла.

Ни единого воспоминания о том, кто превратил империю в государство, искалечившее жизнь им троим.

И больше не о чем просить.

Кроме чуда.

Но чудо развеивается пеплом под ее руками.

— Я всегда знал, что ты — его женщина, — Тойво присаживается на корточки рядом с Тимирой и осторожно кладет руку ей на плечо. — С тех пор как он рассказал о встрече с тобой. С тех пор как ты рассказала о встрече с ним.

Она поводит плечом, но его руку не стряхивает, бездумно пересыпая черный пепел из ладони в ладонь.

— Только он не сразу понял, и защищать тебя пришлось мне. Я всегда буду защищать тебя, Тимира. От всего мира.

— Поэтому сейчас ты объявишь… — еле слышно говорит она.

— Что император был лжецом — оклеветал тебя и Иржи. А я лишь восстановил справедливость.

— Надо же, даже сейчас все повернешь на пользу себе… — горько усмехается Тимира. — Прости! — быстро добавляет она, когда Тойво убирает ладонь. — Прости…

Он возвращает руку и легонько поглаживает ее по плечу.

— Я постараюсь вырастить сына так, чтобы он был похож на отца.

— Какой смысл? — бездумно бормочет Тимира. — Какой теперь в этом смысл? Почему у нас нет заклинаний воскрешения? Убить мы можем, а воскресить — нет…

— Кто знает, — пожимает плечами Тойво. — Может, и есть. Если Иржи смог обернуться фениксом — однажды кто-то сможет воскресить человека. В нашей магии до сих пор много тайн.

— Фениксом… — шепчет Тимира, сгребая пепел в ладони…

И вдруг отдергивает руки — что-то жалит ее кожу. Пепел высыпается сквозь пальцы, и в черной горке на белом мраморе начинает плясать алый огонек, разгораясь все ярче и ярче с каждой секундой.

Языки пламени выплескиваются вверх — алые, малиновые, оранжевые, черные, и вскоре на полу пылает настоящий костер, который становится все больше и больше. Тойво отступает, заслоняя рукой лицо, не выдерживая жара. Но Тимира завороженно смотрит в огонь, не обращая внимания на то, что он опаляет ее волосы.

Потому что там… В нем…

Она задыхается и смахивает ладонью слезы, мешающие разглядеть как следует, что таится в огненной глубине, но вскоре это становится ненужным — тепло огня высушивает эти слезы, а костер, выросший до человеческого роста, становится плотным и ослепительно ярким.

Она зажмуривается и слышит…

— Поверила? — насмешливый знакомый голос. — Ты поверила, что я могу умереть и оставить тебя одну?

Тимира распахивает глаза, но полуослепшая от огня и слез ничего не видит, кроме яркого силуэта, который постепенно темнеет, одновременно с тем, как уменьшается жар, исходящий от него. Зато чувствует, как прикасаются губы к ее губам — и бросается на шею Иржи, вновь заливаясь слезами.

Она не видит, как Тойво с Иржи обмениваются долгими взглядами.

Иржи безмолвно благодарит брата за все сделанное и сказанное для Тимиры и о Тимире.

Тойво отвечает благодарностью за спасение своей жизни и своего доброго имени — и милосердие феникса.

Они оба знают, что это их последний разговор.

Иржи кивает брату и поднимает Тимиру на руки.

— Все-таки изгнание? — усмехается он, прижимая ее к себе. — Трудно будет тебе объяснить людям, что тут произошло. Но ты справишься.

— Да.

Тойво оглядывает тронный зал с таким хозяйским видом, что любому понятно — империя нашла своего нового правителя. Пусть даже таким причудливым путем.

— Иржи? — Тимира приподнимает голову с его плеча и вглядывается в любимое лицо. — Это правда ты? Ты правда жив?

— Я жив, моя прекраснейшая. Обещаю тебе — это надолго, — усмехается он.

Феникс воскресил его в той самой драконьей броне, в которой она впервые его увидела.

В лихих черных сапогах с обвившимся вокруг голенища драконом, в обтягивающих кожаных штанах и увешанного амулетами с ног до головы.

Иржи находит среди этих амулетов знакомый кулон из темного янтаря и срывает его с шеи, отбрасывая в сторону.

Нет уж, прятать свою силу он больше не собирается.

— Что с нами будет? — спрашивает Тимира, глядя то на него, то на Тойво. — Как же мы будем?

— Мы с тобой отправимся в южные страны, что лежат за пустыней. Там все иначе. Их боги ответили на мои молитвы — значит, помогут и в остальном, — отвечает Иржи, прислоняясь щекой к ее щеке, передавая своей любимой женщине уверенность в будущем, которую он ощущает. В его крови бурлит огонь, от апатии и вины, выжигавших его сердце в пустыне не осталось и следа. Ярость, гнев на императора и страх за нее уничтожили разъедавшую его тоску, словно ползучую опухоль.

— Я бы подумал, что ты выберешь север, — качает головой Тойво.

— Мой сын ненавидит холод, — твердо отвечает Иржи и смотрит в глаза Тимире искрящимся взглядом: — Когда-нибудь летала верхом на фениксе?

Эпилог

Петра выходит из башни и поднимается на ближайший бархан. Алый закат расплескивает по пескам кровь, словно пытаясь воссоздать те битвы, что гремели здесь полсотни лет назад. Но кровавый свет вечерней зари в этих широтах — недолговечная красота. Проходит всего несколько минут — и он тускнеет, становясь лиловым, а потом и темно-синим. Пора отправляться в путь.

Она выводит двух коней на твердую утоптанную площадку перед башней и проверяет снаряжение. Сегодня она наконец покинет это место, которое помогло ей стать собой. Первый конь, тонконогий иноходец, прибывший когда-то в Черную крепость из самой столицы. Второй — дитя пустыни, низкорослый, привычный к передвижению в песках. Она купила его с месяц назад, уже тогда задумав свой дальний переход.

За время жизни в затерянной в песках сторожевой башне офицер империи Петра умерла, а возродилась кочевница Петра, дочь южного народа. Ее кожа покрыта загаром. Она знает все ветры пустыни. Умеет ловить ночных зверьков голыми руками и откапывать редкие травы, что растут только в местах кровавых битв прошлого. За них, да еще за старинные монеты, кольца и подвески, которые она находит в развалинах, до которых не добирается больше никто, в городе дают хорошую цену.

Хватило и на нового коня, и на хорошую кожаную одежду. На вино, колбасу, хлеб и сыр. На сушеное мясо, которое пригодится во время долгого перехода и на толстостенный кувшин, что сохранит воду прохладной даже в жару.

На все, что может понадобиться дочери пустыни.

Отшельнику она привозила в подарок и новую хламиду из отбеленной ткани, и несколько сортов вин и сыров. Еда ему не понравилась, а вот хламиду он принял, попросив ее больше не делать ему подношений.

Петре было все равно. Не хочет, так не хочет.

Ей больше не нужны люди, даже такие странные.

Пустыня для нее все. Пустыня дышит с ней в унисон, дарит ей цветы, кормит.

Пустыня в ее крови — и она наконец-то счастлива.

Окруженный генералами, Тойво выходит из комнаты для совещаний и идет по залам дворца, соединенных анфиладой, один за другим. Слуги бегут перед ним, забегают вперед, распахивая высокие двери. Стук каблуков его сапог разносится эхом, и скоро становится слышно, как ему вторят барабаны и литавры военного оркестра, играющего на дворцовой площади.

Все тринадцать генералов только что принесли клятву верности новому правителю. Старая императрица благословила его правление, а дочь императора предложила ему свою руку и сердце.