Как стать счастливой! - Мария Казакова
— И? — нахохлилась я. — Какую цель она преследует, сжигая эту траву? — обвела я руками пространство.
Дариан вновь улыбнулся. Ласково так, по-доброму и подойдя ко мне вплотную, приобнял за плечи.
— Жизни без смерти не бывает. И смерти без жизни тоже. Эта трава обладает целебными свойствами, о чем нам рассказал Лайзек. Как думаешь, что делает эту траву особенной? Огонь. Огонь Творца. На этом месте вырастет новая трава, и я уверен, что Лайзек придет за ней. А затем птица слова очистит эту землю, чтобы дать жизнь другой траве. Это как освящать воду в храме.
Зло может оказаться добром, а добро — злом. И многие люди ошибаются, полагаясь на первое впечатление. За что я сейчас была так зла на птицу? Разве же она желала причинить мне вред? Теперь-то я знаю, что нет. Недавно я говорила, что в жизни порой все бывает так просто. Да кто я такая, чтобы так говорить?
Кровь отлила от моего лица, а глаза защипало.
Когда-то я уже позволила сомнению проникнуть в мое сердце. Когда умер мой отец. Тогда я впервые не пошла в храм в день всеобщего моления. Обида и злость на создателя затуманила разум и очернила душу. Меня разрывало от чувства несправедливости: «За что? Почему сейчас?». Но разве же я была в праве?
К горлу подступили слезы.
Какого это остаться одной? Я знаю, какого. Просто ужасно. Горько и обидно. И обида эта на Творца, за то, что забрал к себе самого светлого человека, оставив жить на земле в одиночестве. И казалось бы, глупость, минутная слабость. Но грех. А ведь каждому человеку хочется быть хорошим, верно? Вот и мне хочется. Только вот это трудно, очень, и я сейчас оступилась.
Предательская влага потекла по щекам, и я сначала даже не заметила, как Дариан обнимает меня, прижимая к себе, гладит по голове и утирает слезы.
— Давно не ревела?
— Угу.
— Ну, что же. Пришло твое время. Можешь поплакать, — благосклонно изрек Дариан, похлопывая по моей спине, а я вдруг завыла. Как раненная, дикая волчица. Завыла от невыносимой боли, что пряталась там, куда не заглядывал даже Зиро.
«Меня продали, мой архив разорен, моего отца больше нет…Я одна. Совсем. Как же больно!»
Вот так я вновь стала прежней Кией. Не бесстрашной, а трусливой. Слабой и беззащитной. И хорошо, что только Дар видел меня такой в этот момент, прорыва душевной плотины. Ему можно. И какое-то врем мы так и стояли в обнимку, пока слезы не кончились и жалость к себе тоже. Пора двигаться дальше! Поплакать и пожалеть себя можно, если делать это не слишком часто. А вот я накопила слишком много того, что надо обязательно выплеснуть. Нужно уметь прощать себя и других, порой даже себя простить труднее, чем кого-то другого. Загадка нашей человеческой природы и нашей души!
— Кия, ты похожа на эту птицу, — вдруг заговорил Дар, разместив свой подбородок на моей макушке. — Твоя исповедь, твои слезы очищают твою душу, а это птица очищает эту святую землю, эту траву и освящает ее, чтобы люди могли принять благодать и помощь Творца, его дары.
Возможно, он был прав. Я чувствовала облегчение, выплакавшись. Невидимый груз пал с моих плеч, и я снова ощутила себя молодой. Теперь мне хотелось плакать от счастья, но я не стала. Вместо того я вновь посмотрела на птицу. Она не двинулась с места и продолжила делать вид, что нас здесь нет. Теперь я тоже, как и Дариан, видела ее красоту, уникальность и великолепие! Благоговение перед созданием Творца! Без обид и страха! Свободное, легкое чувство! И как только я это поняла, огненная птица повернула голову и заглянула мне в глаза, а затем, расправив крылья, взлетела, обдав волной воздуха.
— Что? — растерялась я. — Что я сделала не так?
— Наоборот, ты все сделала, как надо, — подтолкнул меня окаменелый к месту, где только-только была птица, и я увидела небольшой совершенно обычный камень.
Неужели это и есть второй камень?!
— Да? — улыбнулась я, не веря своим глазам.
— Да! — поддержал меня Дар, пародируя мой изумленно-довольный возглас. — Видимо, это было своеобразное испытание, и ты его прошла.
Ну, надо же? Нужны были мои слезы? Нет, искренность и раскаяние. А еще вера, которую ты можешь обрести в любой момент.
Камень был очень горячим. Дариан бережно положил его к первому камню в мешочек на груди, а затем, победно улыбнувшись, наклонился ко мне и впился в губы, обжигая не хуже феникса.
«Вот же гад!» — думала я, отвечая на поцелуй и вставая на носочки, чтобы быть еще ближе. А потом думала: «Как же давно меня никто не целовал, не считая окаменелого».
Его руки прошлись по моей спине и опустились на талию.
***
«У нас только что был нервный срыв, а он лезет целоваться! — кричал разум.
— Да? А кто ему только что язык не прикусил в пылу страсти? — защищалось сердце.
— Нечего под одежду лесть! Никаких манер! — возмущался все тот же разум.
— Какие к черту манеры? Ты его глаза видел? А губы на вкус пробовал? А на его насмешки насмешкой отвечал? То-то же! А это такое наслаждение…,- все так же мечтательно вздыхало сердце.
— Пусть хоть брюки оставит! — ворчал первый.
— Конечно-конечно, — обещало второе. — Ну а кофточку-то снять можно?
Молчание.
— Знак согласия! — торжествовало чувственное начало. — А повздыхать можно? И постонать? Очень хочется!»
***
Утонув в ощущениях и мало, что разобрав из диалога разума и сердца, так как была занята кое-чем другим, я вдруг ощутила, что задыхаюсь. Его рука сжимает мою обнаженную грудь, а я запрокидываю голову, чтобы окунуться в чужие эмоции.
Холод, спокойствие, нежность, волнение в груди, желание, жар. Вижу картину: лунный свет, блики костра, Кия лежит на покрывале и любуется звездами, слушая мой рассказ. А я (он) забываю, о чем говорю, когда вижу, как вздымается ее грудь, как она играет рукой со своими волосами, как хмурится и недоверчиво смотрит на меня. Распухшие губы, красные большие щеки. Все равно забавная, все равно привлекательная, все равно моя…
— Не надо, — шепчу я, чувствуя его горячие там, где им быть положено только после свадьбы. Все не так плохо, штаны еще были на мне, но от пережитых эмоций я боялась потерять сознание. А он не слушал. Осыпал поцелуями, ласкал руками и, как только я начинала говорить, закрывал рот поцелуями. Совсем скоро я добралась и до его рубашки, и коснулась мышц, груди, плоского живота и боялась не
