Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

В гористых лесах Хетани не осталось ни единого зелёного пятнышка. Охра, ржа, чернение на тусклой меди. Каменистые холмы облило старой кровью. Небо сделалось как холодный горький дым, и разметавший этот дым ветер сеял редкую снежную крупу.

Мэтр Грайлин доглодал замковую библиотеку и уехал, увозя с собою выписки и телларионцев. Диана настойчиво отсылала и Иленгара с Йолль, но устала биться в стену их сопротивления и отступилась.

Йолль, хоть и вздыхавшая по мужу, с которым едва успела сплясать на празднике урожая и тотчас же рассталась на два с половиной месяца, восприняла намерение отослать её как смертельное оскорбление.

— Йолль, милая, герцог Нолан даст мне хоть десяток горничных, чтобы они застёгивали и расстёгивали мне платье, а со всем прочим я уж как-нибудь справлюсь, — убеждала Диана, но куда там.

Щёки бывшей чёрной невесты начинали темнеть, точно натёртые буряком, чахлая грудь воинственно вздымалась.

— "Как-нибудь" — куда ж это годно? И к чему десяток здешних свистелок, когда я одна со всем справлюсь? И куда это годно, чтоб леди оставалась без горничной? Да никуда не годно!

— А как же твой муж? — утомившись от этих "годно — не годно", выложила козырную карту Диана. — Ведь он со свадьбы тебя ждёт.

Личико Йолль на секунду затуманилось. Но сомнение вскоре сменилось решительной миной.

— Подождёт, — отрезала жестокосердная супруга и торжествующе уселась на сундуке, точно готовясь с честью отражать нашествие десятка "здешних свистелок", борющихся за право застёгивать платье приезжей герцогине.

Илле был немногословен.

— Я остаюсь, — тихо промолвил он.

С недавних пор Иленгар избегал встречаться взглядом со своей госпожой-подопечной. И, пожалуй, было проще выслать Йолль в сундуке с платьями, чем поколебать ведьмака в его намерении.

Диана вздохнула про себя и, чуть подобрав юбки, направилась обратно через двор от складских пристроек, где Илле упражнялся с оружием, один в отсутствие Трея.

***

По утрам чёрная осенняя грязь схватывалась тонкой корочкой. К полудню слабеющее солнце растрачивало скуднеющие силы, прогревая землю, и грязь становилась густой и липкой, как дёготь. Всё говорило о завершении месяца стихий, самой тёмной и тягостной поры, времени перелома.

Пока герцогские ищейки просеивали города и веси Предела в поисках пары ничем не примечательных бедняков-погорельцев или хоть их следов, Ниери вознамерилась добиваться прощения напрямую, у Хозяйки судеб.

Они с Дианой условились встретиться в храме Многоликой, одном из древнейших в этой части Предела. То был тесный полуразрушенный грот, где века назад помещался лишь жертвенник под схематичным изображением Хозяйки. Оставшегося пространства едва могло хватить на единственного поклонщика, да и то если страждущий помощи небесных сил не забывал беречь голову и обладал подтянутой фигурой.

Кто-то из предков нынешнего властелина этих мест повелел укрепить грот и выстроить вокруг него впечатляющих размеров храм. Столь богоугодный поступок не остался невознаграждённым. Вероятно, не без участия благочестивого герцога храм ещё при его жизни стяжал славу чудотворного места, откуда молитвы достигали слуха Хозяйки наикратчайшим путём. Толпы желающих приобщиться к благости не заставили себя ждать, равно как и их подношения, обеспечившие здешним жрецам и герцогу-покровителю безбедное существование.

Диана куталась в преподнесённую Ноланом подбитую мехом накидку с рукавами и глубоким капюшоном. Как ни странно, не кровавого, а кипенно-белого цвета, с серебристо-белой опушкой. Зимнее одеяние пришлось как нельзя кстати, и Диана порадовалась своей предусмотрительности, заставившей её надеть сразу две пары шерстяных чулок и несколько тёплых нижних юбок.

В городе грязи тоже было предостаточно, но здесь она стояла между булыжниками мостовых на главных улицах и не так пачкала ноги. Позёмка закручивала мелкий сор и невесть откуда залетевшие листья цвета давно высохшей крови, завиваясь, точно собака, пытавшаяся укусить собственный хвост. Злая собака, запускавшая зубы сквозь одежду.

Когда низовой ветер закружился у самых Дианиных ног, вздымая всю сложную конструкцию одежды: накидка, платье из крашеной шерсти, слои шерстяных и подвязанных льняных юбок, выдувая тепло, хранимое под этим многослойным колоколом, девушка пожалела о том, что надела всего одну дополнительную пару чулок, а не полдюжины или даже дюжину.

Иленгар, невесть откуда прознавший о скорой отлучке из замка, был намерен сопровождать госпожу в храм. Но Диана, с некоторых пор ощущавшая возникшую между ними неловкость, запротестовала.

— Боги, Илле, это попросту смешно. Этот город — одно из безопаснейших мест Предела. Герцог Нолан так ратует за порядок, что по центру города можно на спор прохаживаться с развязанным кошелём, и не найдётся воришки стянуть его. Все или упрятаны в хетанские тюрьмы или достаточно устрашены. В храме того спокойней, хотя куда уж... А обратно я буду добираться в паланкине Ниери, в сопровождении полутора дюжины вооружённых до зубов Треевых ребят... и, поверьте, хотя бы по дороге туда мне бы хотелось обойтись без охраны... К тому же сомневаюсь, что вы рьяный почитатель Многоликой.

— Нет, — коротко ответил ведьмак, потому что Диана ждала ответа.

— Как, признаться, и я, — вздохнула герцогиня и тотчас улыбнулась. — Однако я обещала Ниери. Вытерпите моё присутствие ещё пару дней? Герцог Нолан не согласен отпускать меня кроме как в компании целого отряда... Трей также отправляется. Обратная дорога покажется вам веселей. Ещё день, и можете седлать Ласточку.

— Как скажете, госпожа, — отозвался Илле и, коротко поклонившись, возвратился к амбарам, отчего Диане сделалось несколько не по себе.

Её глупое предвидение молчало, точно взяло себе отдых за откровение для Ниери.

Город был выстроен таким образом, что все дороги устремлялись в центр, как бы деля на ломти почти идеально круглый пирог. Найти святилище также было делом несложным, не заметить такую махину, у входа в которую толпился люд самой разной степени благообразности, попросту невозможно.

Диана попыталась припомнить, когда в последний раз слышала отсчитывающий время колокол ратуши, но не сумела. Огляделась, но паланкина Ниери, кажется, нигде не было видно. Опасаясь опоздать на встречу, обошла очередь прихожан и паломников, медленно втягивающуюся через створку храма (вторая оставалась закрытой). Назвала своё имя следящим за порядком стражам в безрукавных коттах с разделённым на четыре доли кругом Многоликой поверх кольчуг. Герцогиню беспрепятственно пропустили, отворив для неё дверцу в запертом створе, и даже любезно сопроводили вглубь сооружения, туда, где в храмах располагается амвон, а здесь, весь в золотом, цвета Многоликой, свечении, был тот самый грот, песчинка в сравнении с настроенной вокруг него громадой.

Дар хранил молчание, немое, как эти стены.

У самого грота, как с амвона, вещал местный жрец с длинным благообразным лицом. Парчовое его одеяние, бесформенное и бесполое, не гнулось от обилия золотого шитья, и жрец, казалось, может стоять в этом почти не прилегающем к телу коробе, даже подогнув ноги. Веско кивая и прикрывая лучащиеся отеческим состраданием глаза, жрец смиренно вещал о необходимости веры, о сплочённости и братстве в эти смутные времена, о мужестве и прочих, в общем и целом, правильных и нужных вещах, но Диане его речь небезосновательно виделась составленной под диктовку сверху.

В храме было тепло, почти жарко от многолюдия, и Диана, стоявшая в первых рядах внемлющих, переступала с ноги на ногу, радуясь тому, как к коленям и ступням приливает тепло. Вопреки её впечатлению, слушатели принимали речь жреца, не чуя политической подоплёки. Говорил он складно, грамотным и в нужных местах цветистым, чтоб не заскучали, языком, а этого уже было немало для убеждения. Благообразный его и несколько отрешённый вид, как если бы жрецу и впрямь ничего не стоило, отринув предельскую суету, перекинуться парой слов с божественной покровительницей, довершал дело.