Незваный гость (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна

Это было приятно. Вот. Почти посторонний Волков уверен, а друзья-коллеги сомневаются, на помощь мне Эльдара присылают.

Видимо от приятности я даже не вспомнила, какой этот Григорий Ильич подлый человек. Дура!

– Евангелина Романовна, – обрадовался Хрущ моему возвращению, - госпожа Мишкина имеет, что сказать.

Мадам, сидевшая на стуле сгорбившись, подняла пустой взгляд:

– Признаюсь. Я толстуху убила от жгучей ревности.

Зелья своего принять успела? Похоже. Зрачки огромные, рот в сторону съехал., Клавка у порога прятала глаза. Хрущ похлопал себя по нагрудному карману:

– Раз все так чудесно сладилось, позвольте откланяться. Εлена Николаевна, горе-то какое! Сергей Павлович как расстроится.

– Сережа? - Мишкина визгливо рассмеялась. – Я же сказала, нет его! Эта туша моего Сереженьку ухайдокала. Из-за денег!

– Полно-полно, - отмахнулся Хрущ. – Какие еще деньги? Это тебя, Маня, от зелья твоего фантазии разобрали. Опиумщица она, Εвангелина Романовна, последний ум в дыму растеряла. Но вы ножичек, все-таки отыщите, без ножичка все признания на тот же бред списать можно, это я вам как адвокат говорю.

Он раскланялся, мадам продолжала хохотать, вскоре смех перешел в истерику, пришлось хлестать по щекам, приводить в чувство.

– Собирайся, - велела я. - Толку сейчас от тебя не будет, в камере проспишься, после поговорим.

– На коленях передо мною стоять будешь, кошка рыжая, с извинениями из приказа провожать. – Женщина пошатываясь поднялась, Клавка набросила ей на плечи шаль. – Это тебе не столица, здесь у тебя власти нет.

Возражать было глупо. Она уверена, что художества ее местные лиходеи прикроют, наверное Хрущ с три короба напел.

– Как Бобруйский скажет, так и будет. А он скажет то, что Андроша ему шепнет. А Андроша… – Мишкина показала кулак. - Вот он у меня где. Одно словечко Γавриле Степановичу и нету Хрущика. Крепко всех держу. Сережа. Туша толстомясая уби-ила!

Взяв женщину под руку, я вывела ее в коридор, бледная испуганная Клавка, нас выпуская, постоpонилась, на лестнице пришлось опиумщицу придерживать, чтоб не сверзилась. Она цеплялась за перила, вопила:

– Штучка столичная. Фу ты ну ты. Кошка драная! Пустышка! Жених твой вчера у нас спозаранку кобелил.

Нелепая возня на ступенях продолжалась. Мой вокабуляр обогатился на десяток непотребных слов, а сама я получила бесценные знания о том, каким образом Григорий Ильич предпочитает предаваться любовным утехам,и какое у него выражение лица в момент наивысшего наслаждения. Конвойные внизу откровенно веселились, я краснела и бледнела.

– Вот такенный, не меньше! – Чтоб показать «какенный», Мишкиной пришлось задействовать обе руки. - Скажи, Клавка?

Воспользовавшись тем, что мадам не держится за перила, я столкнула ее по ступням. Клавдия показалась из другого входа в гостиную, видимо, опасаясь гнева хозяйки, девица предпочла спускаться кружным путем.

– Расскажи этой рыжей дурехе, что Гришенька с тобою вытворял! – бросилась к ней Мишкина.

Я вцепилась в бабу изо всех сил.

– Грех вам, барыня, на господина пристава наговаривать.

– Что? - Попыталась вырваться из моей хватки мадам. - Да он же тебя…да не по разу!

Я передала брыкающуюся женщину конвойным:

– Займитесь делом наконец. Отведите арестантку в камеру, я прибуду после.

– Так точно, ваш бродь.

Мужики были мощными, в их руках истеричка затихла. Подозревала я, что кротости этой хватит ровно до улицы. Хитрые перемигивания служивых между собою эти подозрения укрепили. Не откажут себе по дороге в удовольствии новых подробностей про начальственные причуды услышать. Ну и ладно. Мне-то что? Не у меня же «вот такенный».

– Барышня Евангелина, - подошла ко мне Клава. - Не верьте вы ей, сколопендре этой. Григорий Ильич действительно у нас вчера был, но лишь по служебной надобности.

– Пустое, - отмахнулась я, времяпровождение Грегори меня интересовало сейчас меньше всего. – О чем Хрущ с Мими в мое отсутствие говорили?

– Она грозилась, просила «дай», он обещал помочь, ежели сейчас признается и аресту сопротивляться не будет, после дал, ну зелья этого, ее сразу разобрало. Тут и вы вернулись.

Если Клавдия и врала, проверить этого было никак невозможно. О том, чем бордель-мадам, по ее мнению, держит в кулаке Андрона Ипатьевича, выяснять надо у нее лично. Судя по признанию, версию мне предлагают про убийство в пылу ссоры. Мне она не подходит. Во-первых, от того, что неправда, а во-вторых, от ревности к Бобруйскому ниточки я не протяну. Эх, напарника бы мне для допроса, я бы быстро управилась. Но ничего, как-нибудь, косвенными припру, не впервой.

– Ты-то теперь куда? - спросила я девицу дружелюбно. - Мадам Мими в ваши «насладжения» больше не вернется.

– Да куда мне? Здесь останусь,тем же делом займусь, только по закону, без девчонок-малолеток под клиентами. Стану не Клавка-дура, а, положим, мадам Кла-кла.

– Лучше Ди-ди,или просто Ди, так благозвучнее. И буквы на вывеске поменяй.

Девица почтительно кивала. Я же, вспомнив, что в обязанности сыскарей вообще-то планирование бордельного развития не входит, сменила тему.

– Следствию помочь не желаешь?

– С преогромным удовольствием. Что ищем?

– Орудие убийства, о котором Хрущ говорил. То, чем мадам Мими могла корпулентную довольно Чикову разделать.

Клавдия перекрестилась:

– Ножей у барыни преизрядно, коллекция целая, слабость у нее к клинкам.

Я кликнула оставшегося в моем распоряжении городового,и мы пошли в будуар. Городового звали Остап, просто без отчеств, выправка его намекала об армейском прошлом.

Клава уверенно отодвинула картину:

– Здесь!

– И шифра ты, разумеется, не знаешь?

Девка пожала плечами.

Я поразмыслила. «Держать в памяти комбинацию из… – Взгляд на дверцу сейфа. – …семи цифр и одной буквы опиумщица не могла в виду полного отcутствия этой самой памяти. Стало быть, она ее где-нибудь записала». Надев на нос чародейские стекла, я осмотрела бумаги на столе и в ящике оного, футляр от шприца и обе трубки. «Не мудри, Геля. Что-то совсем простое должно быть».

Шифр был выцарапан внизу портрета, просто нацарапан, безо всякого чародейства. Повернув медную пластину восемь раз, я достигла нужной комбинации. Замок щелкнул, дверца приоткрылась. В нише сейфа лежали в открытых бархатных коробочках драгоценности: диадема, колье и пара широких браслетов. Клавка присвистнула:

– Очень барыня камни обожает. А ножи вот.

Коллекция хранилась в кожаном несессере. Девица достала тубус, дернула застежку и развернула длинное полотно с нашитым поверх кармашками для клинков. Один из кармашков пустовал.

Пока я возилась у стены, городовой успел обыскать комнату.

– Тряпочки только дамские, ваш бродь! – отрапортовал служака.– И всякой… ерундени для зелья поганого.

Опиумных трубок было две, одна деревянная из полированной вишни, другая нефритовая, с отбитой чашей. Опий Мишкина потребляла не только курением, но и пилюлями,и с помощью инъекций. Футлярчик с медицинским шприцем лежал в верхнем ящике шифоньера.

– Сумеете опись составить? - спросила я Остапа.

Он кивнул.

– Включите в опись все предметы,так иди иначе с опием связанные, упакуйте их и доставьте в приказ. Это, - я приподняла тубус, - отдельным документом оформим.

Городовой кивнул. Немногословный мужик, но, кажется, дело cвое знает. Однако, напраслину я на покойного Блохина возводила, с прицелом работников он себе подбирал.

На базарной площади гулял народ, хорошо гулял, по-берендийски. Там плясали, пели, веселились, в теплом фонарном свете кувыркались скоморохи, лоточники бойко торговали хмельным и горячим на разлив.

Чем занят сейчас Григорий Ильич? Отыскал нам недостающий нож? Если да, я готова даже подлость его той ночью забыть. То есть, не забыть, простить и более о ней не упоминать,избегая в будущем любых двусмысленностей в общении. Потому что, давай, Геля, начистоту, доля твоей вины в этом деле тоже прослеживается. Ты должна была на предложение пристава у кровати твоей дежурить ответить решительным отказом и дверь своей спальни на два оборота ключа запереть. Не сделала? Любой тебе скажет: сама дура виновата.